Развитие общественных объединений Австро-Венгрии проходило, как показал Ганс-Петер Хие, без существенных ограничений со стороны государственных инстанций
[154]. Исключение составляли масонские ложи, которым католические консервативные круги Габсбургской империи все еще приписывали радикально-демократические цели и которые в австрийской части монархии были официально запрещены вплоть до 1918 года. Тем не менее – и это показывает, как мало законодательство о союзах свидетельствует о реальной жизни общественности, – с конца 1860-х годов деятельность масонских лож в Габсбургской монархии переживала эпоху расцвета. В каждой из частей двойной монархии были разные правовые системы. В Транслейтании
[155] венгерские и немецкие масоны могли в конце 1860-х годов основывать собственные ложи в Будапеште. Некоторые масоны, например граф Дьюла Андраши, премьер-министр первого правительства Венгрии с 1867 года, вернулись из эмиграции во Франции, Италии или Швейцарии, вступив в масоны там. Ложи представляли собой место встречи состоятельной и образованной буржуазии с прогрессивными дворянами. С 1870 по 1886 год не менее двадцати масонов были постоянно членами парламента
[156].
Иные правовые предпосылки существовали в австрийской части империи (Цислейтании). Ложи там по-прежнему были закрыты, однако неполитические объединения больше не подвергались ограничениям. В результате установилась своеобразная практика: венцы вступали в венгерские ложи, а затем с официальной санкции основывали в Вене близкие к ложам ассоциации. Так в 1869 году было основано общество «Хуманитас», из которого в 1871-м вышла ложа с центром в Лайта-Сент-Миклош, пограничном местечке с венгерской стороны. Там проводились масонские ритуалы, тогда как в Вене занимались общественной стороной жизни ложи. Другие австрийские масоны, в большинстве своем представители свободных профессий и торговцы, среди которых было много евреев, последовали этому примеру и периодически проводили свои ритуальные собрания в венгерских приграничных городках или Пресбурге/Братиславе. Все это скорее походило на выезд общества буржуа на экскурсию, чем на конспиративную встречу тайного общества. Венские масоны раз в месяц или выбирались на поезде в Винер Нойштадт, откуда ожидавшие на вокзале кучера через четверть часа доставляли их в находившийся сразу за австрийско-венгерской границей Нойдёрфль. Либо они садились в самой Вене в своего рода трамвай, через час оказываясь в центре Пресбурга (Братиславы). Даже масоны из находившейся дальше Праги области последовали этому примеру и основали после 1870 года близкие к ложам объединения, а затем – правда уже позже, в 1909 году, – собственную ложу «Хирам к трем звездам» в Пресбурге. Так эти венгерские «пограничные ложи», обойдя запрет, способствовали развитой и ориентированной на либеральные ценности жизни масонских лож в Австрии до 1918 года – на виду и с молчаливого согласия государства
[157].
С большим недоверием государство относилось к новым национально-политическим обществам. В транслейтанской части монархии венгерское государство поддерживало общественные объединения, способствовавшие мадьяризации, и, наоборот, строго регламентировало деятельность ассоциаций невенгерских меньшинств – например, словаков
[158]. В австрийской части империи в начале 1862 года было основано немецко-чешское гимнастическое общество, пражский «Сокол». Двумя его основателями были молодой ученый Мирослав Тырш и предприниматель, директор банка Генрих (Индрих) Фюгнер. Если Г. Фюгнер видел в физических упражнениях лишь средство для общественного и нравственного воспитания мещанина, чтобы «отучить его от сервилизма», то М. Тырш стремился много к большему: создать политическое движение для формирования чешской нации
[159]. То, что М. Тырш изменил свое немецкое имя Фридрих Тирш лишь в 1860-х годах, а чешский для обоих отцов-основателей «Сокола» не был родным языком, показывает, насколько прозрачными были тогда еще национальные идентичности в Габсбургской монархии.
Как и прежние немецкие гимнастические общества, «Сокол» провозглашал идею эгалитарного патриотизма; единая одежда и доверительное «ты» должны были вместе с собственно гимнастикой способствовать созданию коллективного чувства национальной принадлежности. Сокольские гимнастические общества в 1860-х годах быстро набрали популярность и на долгое время стали важнейшим местом для концентрации чешского и панславянского национализма. В 1866 году только в Богемии существовал 21 филиал общества, за два последующих года их число удвоилось, в 1869 году их было уже 100, а в 1897 году 466 сокольских гимнастических обществ насчитывали 43 870 членов. Тем не менее своей амбициозной цели – «Каждый чех – сокол» – они не достигли
[160]. Причиной этого было подчеркивание буржуазной респектабельности, что с рубежа XIX–XX веков привело к созданию альтернативных чешских рабочих гимнастических клубов, в которые сначала принимали только социал-демократов. Как и другие чешскоязычные общества 1860–1870-х годов, сокольские гимнастические общества резко отграничивали себя от небуржуазных городских слоев. Упомянутая выше «Беседа» из Будвайса/Будеёвице также мало в чем уступала по социальной эксклюзивности своим бывшим сочленам «Лидертафеля». Оба соперничавших общества к 1870 году располагали собственными элегантными клубными помещениями, в которых общались друг с другом чешская и немецкая городская буржуазия
[161].
Ассоциации, которые первоначально объединяли чехов, немцев и венгров, делились и распространялись с 1860-х годов по «этническим» рубежам
[162]. Часто при этом в дело вступали явные политические интересы. Немецкие либералы рассматривали себя как национальную и образованную элиту, которая была в состоянии лучше представлять интересы менее просвещенных социальных и «этнических» групп в Цислейтании, чем они сами.
