Кризис либерализма в Австро-Венгрии после 1879 года не коснулся его основ – сети бюргерских немецких ассоциаций. Их территориальный и идейный центр в Праге, например, по-прежнему составлял эксклюзивный клуб «Казино». В 1890 году в городе было примерно 130 немецкоговорящих обществ с числом членов более 25 000
[194]. Сюда не включены еще вышедшие из либеральной сети пангерманские «Союзы защиты [германства]» («Schutzvereine») – такие, как Немецкий школьный союз, который в 1886 году, спустя шесть лет после основания в Цислейтании, насчитывал уже более 100 000 членов
[195]. С помощью подобных национально ориентированных союзов и объединений либералы надеялись вернуть себе политическое влияние и поддержку масс.
Особенно на локальном и провинциальном уровне национализм стал буквально со дня на день ассоциироваться с призывом к единению немецких граждан по всей монархии. С ростом национальной политики и под угрозой более ориентированной на классы политики интересов буржуазные либералы в провинциях с этнически смешанным населением старались, пусть и без энтузиазма, повысить социальную дифференциацию своего базиса, поддерживая статус этих слоев
[196].
В реальности привлечь и другие социальные слои удавалось лишь немногим буржуазным обществам – например, гимнастам. Тем не менее немецко-еврейский писатель Пауль Леппин накануне 1914 года заявлял, что в Праге не существует объединенной своим происхождением немецкой общины, но лишь ряд обществ
[197]. Наоборот, историк Йозеф Карасек в 1895 году считал, что для чехов Вены общества – это то, «что составляет у других людей и народов община и государство. Все, чего мы до сих пор смогли достичь в национальном отношении, имело своим основанием союзы»
[198]. При частой ситуации перекрестных лояльностей в Габсбургской монархии это могло в дальнейшем привести, как показал Карл Бам на примере немецко-чешского ремесленника Венцеля Холека, к членству в социалистических и националистических, в немецких и чешских обществах
[199]. Были попытки продолжать придерживаться многосторонних лояльностей и в союзах. Если Пресбургская ложа «К умолчанию» в 1902 году раскололась на венгерских и немецких членов (даже при том что обе ложи встречались в общем доме), то местное хоровое общество (основанное в 1857 году) стремилось противостоять таким этническо-политическим коллизиям
[200]. Общество выступало на «обще» – немецких певческих праздниках под своим венгерским именем «Pozsonyi dalárda» в венгерской одежде и со знаменем; исполнялись немецкие и венгерские песни. В обиходе общества – в особенности по официальным поводам – венгерский был наряду с немецким. Последний был родным для большинства членов. Несмотря на это, они рассматривали себя как венгерские граждане и патриоты. В отличие от постоянно растущего на рубеже XIX–XX веков числа обществ в австрийской половине империи, ни одна свободная ассоциация немецкоязычных граждан Венгрии не использовала в своем имени прилагательного «немецкий»
[201].
Как это уже было в XVIII и начале XIX века, происходил трансфер идей и социальных практик общественных объединений поверх государственных границ – исходивший уже не только из центра в Англии. Общественные объединения служили бесчисленным эмигрантам в Америке или внутри Европы в качестве первого пункта притяжения на новой родине. Ян Бурума пишет о своем прадедушке Германе Регенсбурге, что тот в первый же день по приезде в Лондон в 1882 году, после чрезвычайно утомительного путешествия, поспешил в немецкое гимнастическое общество. Там он встретил не только своего брата Адольфа, который покинул Германию несколькими годами ранее и уже утвердился в городе в качестве бизнесмена, но и многих других немецких евреев
[202]. Происходил настоящий экспорт форм общественных объединений за национальные границы. Примером может служить ориентирующийся на масонские ложи орден Бней-Брит. Орден был основан эмигрантами из немецких евреев в 1843 году в Нью-Йорке и распространился отсюда после 1880-х годов на европейский континент, в том числе как реакция на процветающий, особенно в Центральной Европе, антисемитизм.
В рамках массовой эмиграции с 1880-х годов около полумиллиона «словаков» (лишь немногие называли себя так в это время), в основном из сельского населения, выехали в США. Там они, как почти все иммигрантские группы, основали собственные общественные объединения и стали рассматривать себя уже по-настоящему словаками в этническом смысле. Примерно от четверти до трети их вернулось с этим опытом обратно на родину
[203]. Чешские рабочие, которые находили работу в непосредственной близости от границы с Германией в саксонских промышленных регионах, также создавали собственные ассоциации. Уже в 1870-х годах в Дрездене появилось общество «Властимил», которое послужило образцом для чешских обществ в Германской империи. В 1909 году в Дрездене было семь чешских обществ, среди них филиал националистического сокольского гимнастического движения – он один насчитывал более двухсот членов. Эти общества стремились поддерживать культурные и политические контакты с родиной через границу. Организовывались, например, совместные праздники с обществами в Богемии. В то же время многие чешские рабочие просто примкнули к местным немецким обществам
[204].
