Скандинавские колонисты, селившиеся на островах Северной Атлантики, сначала обустраивали усадьбы на побережье. Во времена первичной колонизации Фарерские острова обладали огромным сельскохозяйственным потенциалом, а климат позволял животным зимовать на улице. Первые поселенцы обнаружили, что на островах обитает большое количество овец, которых, вероятно, еще раньше завезли сюда монахи. Ранние усадьбы были изучены археологами на площадках Нидри-а-Тофт в Квивике и А-Тофтанеси в деревне Лейрвик — все они имеют отчетливо скандинавскую планировку. После начального периода освоения земель структура поселений, похоже, оставалась относительно неизменной. Хотя о Фарерских островах мало что известно по сравнению с другими североатлантическими колониями, в частности Исландией, их расположение на главном морском пути, ведущем в Скандинавию и к Британским островам, означало, что их часто посещали. Археологам удалось обнаружить множество неоспоримых признаков разнообразных торговых контактов с отдаленными регионами. В мире викингов Фарерские острова вовсе не были далекими и недоступными землями.
В Исландии первые поселения изначально были сосредоточены на западном побережье. Недавно было высказано предположение, что в эту часть острова колонистов привлекали большие колонии моржей, чья кость считалась ценным товаром. Принято считать, что начальный период ланднама продолжался до 930 года, когда было учреждено первое общее собрание. В это время заселение происходило довольно динамично. Однако тщательное изучение региона Миватнсвейт на севере страны показало, что со временем многие крестьянские хозяйства пустели. Первые поселения IX и X веков, по-видимому, были пробной попыткой колонистов освоиться в новой среде. Около 20 % первых усадеб вскоре были заброшены, еще 30 % исчезли примерно в течение следующих ста лет. Однако эту картину можно толковать по-разному — вполне вероятно, что упомянутые закономерности отражали процесс постепенной концентрации населения в более благоприятных местах. Организация поселений также менялась сообразно условиям окружающей среды и необходимости заботиться о максимальной экономической устойчивости сельского хозяйства и животноводства, а также с учетом нюансов характера власти старейшин и связи этой власти с землей. В других областях страны, например в Скагафьордуре, процесс оставления усадеб почти не прослеживается в археологических данных и официальных записях о землевладении — по-видимому, поселенцы там нашли оптимальный способ устроиться почти сразу после ланднама.
Объединив данные текстов и генетических исследований со списками личных имен, мы можем увидеть, что люди приезжали в Исландию из всех регионов Скандинавии, включая Готланд. Здесь было много саамских колонистов — чего, вероятно, и следовало ожидать в норвежском контексте, — и это подтверждает, что местные общины были гораздо более интегрированными в общую картину развития региона, чем было принято считать ранее. Судя по всему, в Исландию также переехало некоторое количество франков и саксов, и это тоже неудивительно: мир викингов был весьма космополитическим местом, и людей толкали в путешествия все те же причины, что и сегодня: экономия, поиск новых возможностей, стремление не расставаться с любимыми.
Впрочем, подобную свободу выбора имели далеко не все переселенцы. Если в оккупированной викингами Англии было примерно поровну приезжих скандинавских мужчин и женщин, то на окраинах в североатлантических колониях вырисовывается совсем другая картина. Генетические исследования показывают, что очень многие — по сути, подавляющее большинство — женщины, переселившиеся в Исландию, были шотландского или ирландского происхождения, в частности с Оркнейских и Гебридских островов. Хотя в это время и в этих местах вполне могли существовать разнообразные межкультурные связи, вызывает удивление, что первые колонисты в основном представляли собой скандинавских мужчин (главным образом норвежцев) и кельтских женщин. Конечно, можно предположить, что сотни или даже тысячи женщин с берегов Ирландского моря внезапно нашли скандинавских возлюбленных и решили начать с ними новую жизнь в Северной Атлантике. Но скорее всего, у этого явления было другое, более вероятное и куда менее радужное объяснение, непосредственно связанное с неравным соотношением полов в Скандинавии, предположение о котором было высказано выше. Во время набегов и, судя по некоторым признакам, после установления господства скандинавов в областях Британии они захватывали рабов; также может быть, что предводители викингов в ирландско-шотландском регионе освободили местных пленных, чтобы создать для себя мобильный отряд последователей.
Через несколько десятков лет после колонизации Исландия стала ареной еще одного социального эксперимента — республики крестьянских старейшин. Это был лишь первый из нескольких новых миров, которые скандинавы создали в своей диаспоре, распространившейся с востока на запад и развивавшейся в условиях радикальных перемен, преображающих общественные структуры и политическую жизнь. Влияние новой христианской религии на Севере неуклонно усиливалось начиная с середины IX века, со временем она слилась с растущей властью королей и способствовала формированию скандинавских государств, существующих до сих пор.
Новые миры, новые нации
14. Золотой век овцевода
У истоков новых миров стоят стремления и усилия, некоторая доля риска, порой насилие, часто простая случайность. Они структурируются большинством или меньшинством (нередко за счет всех остальных). Но их основу и движущий механизм составляет в первую очередь экономика. Это особенно верно для поздней эпохи викингов и набиравшей силу в X веке диаспоры. Ее расширение принесло в скандинавское общество глубокие изменения, затронувшие его фундамент: организацию земельного хозяйства и образ жизни связанных с ним людей.
Скандинавы путешествовали все дальше и дальше, их торговые сети росли, бесперебойно снабжая топливом экономическую машину. Иерархия рыночных центров и эмпориев стала более выраженной. К концу IX века крупнейшие из них развились настолько, что с полным основанием могли называться городами — первыми на Севере, ставшими у истоков долгого пути развития средневековых городов.
Если взглянуть пристальнее, реальная власть и средства ее обретения в ту эпоху могут оказаться довольно неожиданными. Несколько лет назад один известный историк, раздосадованный повышенным вниманием к военным и морским походам викингов, призвал задуматься о том, что большая часть населения Скандинавии в то время вообще не выезжала из дома и не причиняла никому никакого вреда. По его словам, эпоха викингов была настоящим «золотым веком свиновода». И в чем-то он был прав, хотя ошибся насчет животного: в скандинавских пейзажах поздней эпохи викингов безраздельно царствовали овцы.
Одним из слагаемых феноменального успеха викингов, несомненно, были корабли. Быстрое развитие судостроительных технологий никак нельзя считать единственным «спусковым крючком», но без них активность скандинавов в большом мире была бы невозможна. Дело было не только в усовершенствованной конструкции кораблей, ставших более быстрыми и маневренными, с меньшей осадкой, но и в том, что все это повлекло за собой рост спроса на сырье и ресурсы. Главным среди этих факторов, поскольку по самой своей природе он имел решающее значение для успеха судоходства викингов, было появление паруса.
