Подобные закономерности можно наблюдать и в скандинавских колониях диаспоры. В 946 году миссионеры из Германской империи отправились на Русь по просьбе княгини Ольги (Хельги) из Киева, которая правила как регентша после смерти своего мужа. Крещение Ольги при византийском дворе в 940-х или 950-х годах говорит о связи не только с католической, но и с восточно-православной церковью. Внук Ольги Владимир (Вальдемар) укреплял власть в Киеве, попутно изучая потенциальные преимущества ряда разных конфессий, и в конце концов около 988 года был крещен в христианство для того, чтобы жениться на византийской принцессе. В 990-х годах он приказал построить в Киеве огромную церковь и дворец, пригласив для этого византийских строителей и мастеров. Таким образом, он создал новый центр и командный пункт христианской королевской власти. К XII веку христианство распространилось от главных рек Русского государства в сельскую местность. Однако вскоре начали появляться новые силовые центры. Некоторые города отстаивали не только политическую, но и религиозную независимость. Например, в Новгороде власть архиепископов, контролировавших местную епархию, резко возросла в XII и начале XIII века, что внесло свой вклад в позднейшую политическую фрагментацию Киевской Руси.
Рис. 23. Дом нового бога. Реконструкция ставкирки в Музее Месгард (Дания) по археологическим данным XI века из Рандерса. Фотография: Стен Порс (Sten Porse) (© Creative Commons)
В Швеции консолидация страны произошла гораздо позднее, но, видимо, задолго до этого местные короли уже пытались внедрить христианские модели правления. Однако следы продолжающихся жертвенных обрядов в Гётави (и не в последнюю очередь яркое описание ритуалов в Уппсале, оставленное Адамом Бременским) показывают, что, несмотря на периодические успехи первых миссионеров на местном уровне, дохристианские верования сохраняли популярность и в XI веке.
Это не должно нас удивлять. Основным средством обращения в христианство был обряд крещения, произведенный священником и номинально приводивший человека или группу людей в лоно христианской церкви. При этом подлинного искреннего обращения к другой вере от крещеных не требовалось. Церковь засчитывала даже принудительные крещения, наподобие тех, которые совершались по приказу норвежских королей в X веке. Таким образом, крещение, несомненно, было важным обрядом, но его нельзя рассматривать как свидетельство перехода в другую веру в том смысле, в котором мы понимаем это сегодня. Очевидно, тогда священников больше заботило количество уловленных душ, чем долгосрочное изменение взглядов людей.
Лишь в XI веке христианство начало по-настоящему менять повседневную жизнь в Скандинавии. Жители одной соседской общины могли десятилетиями без явных противоречий исповедовать и старую, и новую веру. Первые церкви были очень маленькими — простые однозальные деревянные постройки вмещали только семьи знатных людей, по заказу которых и были построены. Формальное богослужение в освященном здании предназначалось для богатых, и такое положение вещей как минимум поначалу полностью устраивало и церковь, и государство.
Отражение всего этого в повседневном опыте оставило ряд дошедших до нас примечательных следов. В конце X века в Трендгардене (Ютландия) какой-то предприимчивый кузнец предлагал своим клиентам подвески в виде христианского креста и молота Тора, отлитые в одной и той же форме из мыльного камня. То, что он мог в один прием изготовить два креста, но только один молот, дает некоторое представление о соотношении спроса и предложения и указывает на открытую дуальность религиозных практик в те годы, когда христианство только начало набирать вес в датском обществе. Также представляют интерес попадающиеся время от времени амулеты в виде так называемого крестомолота Тора — этот явно неслучайный двойственный символ можно было воспринимать и так и этак. Возможно, подобные подвески носили, чтобы сообщить о приверженности обеим верам — в определенных обстоятельствах это могло оказаться выгодным.
Погребения без инвентаря не обязательно говорят о том, что умерший был похоронен по христианскому обряду (соответствующие предписания появятся спустя столетия), однако к концу эпохи викингов они явно начали вытеснять кремации и погребения с инвентарем, хотя переходный период продолжался довольно долго. Яркий пример идеологического компромисса можно наблюдать в Бирке в тщательно обустроенном камерном захоронении середины X века. В погребальной камере обнаружена женщина с предметами, позволяющими предположить, что она была колдуньей (в числе прочего с ней в могилу положили железный посох). Однако у нее на шее нашли серебряное распятие, очевидно нанизанное на ожерелье из бус вместе с явно нехристианскими амулетами. Присутствие распятия не противоречит интерпретации, согласно которой женщина практиковала магию сейд (seithr). Возможно, христианство в Швеции тогда считалось экзотикой, и включение креста в набор магических инструментов должно было помочь женщине подчинить себе тайные силы новой религии и усилить ее магическое искусство.
В других случаях новообращенные христиане, вероятно, хоронили своих родителей, соблюдая обряды новой веры, но включали в погребение атрибуты старой религии, которые, как им было известно, предпочли бы их близкие. В обществе, где, по-видимому, не было особого предубеждения против новых духовных идей, могло существовать множество промежуточных вариантов, и даже члены одной семьи не обязательно разделяли одни и те же религиозные убеждения (в сагах встречается немало примеров многоконфессиональных семей). К этому следует добавить некоторые трудно поддающиеся интерпретации региональные тенденции. Например, в шведской провинции Гёталанд христианские захоронения появляются где-то в середине X века — намного раньше, чем в любом другом месте. Возможно, там действовала неизвестная нам христианская миссия.
В XI веке резко возрастает количество рунических камней, большая часть из них с христианскими надписями. Всего в Скандинавии известно около 3500 рунических надписей, из них около 2400 — в Швеции, 450 — в Дании и около 140 — в Норвегии. Очевидно, эта практика была особенно распространена в Центральной Швеции: только в Уппланде установлено 1300 камней. Подобное явление в регионе, последним принявшем христианство, можно истолковать либо как отражение миссионерских успехов, либо, наоборот, как стремление христиан наиболее явным образом заявить о своей вере в тех местах, где было слишком много язычников.
Ключ к разгадке дает одна особенность расстановки камней и содержания надписей. Примерно 2–3 % всех камней имеют нелексические надписи, состоящие из правильных рун, не складывающихся в разборчивые слова, либо из угловатых знаков, которые только внешне напоминают руны, но на деле ими не являются — как если бы кто-то старался правдоподобно изобразить непонятную ему письменность. Что интересно, в остальном эти нечитаемые камни вполне удовлетворительного качества и имеют такую же проработанную сложную отделку, как и «обычные» рунические камни. Важно также, что эти странные нелексические надписи находят на периферии областей, где наиболее распространены «обычные» рунические камни. По-видимому, некоторые христианские общины были достаточно богатыми и влиятельными, чтобы окружающие захотели подражать их сигналам. Во всяком случае, это показывает, что рунические камни имели самостоятельную визуальную функцию, отдельную от содержания надписей.
