Ясно, что общество викингов весьма настойчиво формировало ожидания, основанные на нормативных представлениях о мужском и женском поле и проявлявшиеся в стандартах гендерного поведения для женщин и для мужчин. В некоторых источниках (особенно у Снорри) вся представленная информация пропущена сквозь призму христианского мужского мировоззрения, однако есть и менее предвзятые тексты.
В целом складывается ощущение, что мужчине принадлежал большой внешний мир, а женщине — внутренний домашний мир, однако и то и другое было местом неоспоримой силы и власти. Деление было не буквальным — скорее оно подразумевало сферу ответственности. Так, «дом» на практике означал управление всем крестьянским хозяйством, как в экономическом, так и в социальном смысле. Разнообразные домашние работы и ремесла также были прерогативой женщин — сюда относились работа на кухне и все связанное с приготовлением пищи, ткачество (как мы уже видели, имевшее немалое значение) и повседневные сельскохозяйственные работы. Все это не принято было обесценивать, снисходительно называя женскими хлопотами, — напротив, это были жизненно важные занятия и умения, искусное владение которыми вызывало уважение. Приведем всего один пример: об этом наглядно свидетельствует замечательный рунический памятник примерно 1050 года, камень из прихода Флекебо в шведском Вестманланде, установленный в память о богатой женщине с уникальным именем Одиндиса («Один-женщина» и одновременно метафора духа-дисы): «Не будет в Хассмире лучшей хозяйки дома, лучшей хранительницы порядка в усадьбе».
Кроме того, женщины играли главную роль в проведении домашних и общественных обрядов — например, организовывали жертвоприношения эльфам и дисам. В самом реальном смысле они управляли духовным хозяйством людей. Это был еще один источник социальной силы — они оберегали линии коммуникации между человеческим сообществом и другими мирами, которые в любой момент могло понадобиться открыть.
К «большому миру» мужчин относились мореходство, охота и рыбная ловля, обработка металла и кузнечное дело, участие в собраниях, торговля, обсуждение законов и война. Но в первую очередь прерогативой мужчин считалась политика. Влиятельное исследование начала 1990-х годов утверждало, что в основе модели общественного устройства викингов лежало разделение на обладающих властью и лишенных власти, независимо от их пола. Мужские роли были в приоритете, но женщины могли брать их на себя, если того требовали обстоятельства, — например, вдова могла стать главой семьи, в которой не осталось взрослых мужчин. Большинство ученых отказалось от этой ригидной концепции, выдвинув на первый план собственную относительную самостоятельность и инициативность женщин. Однако нет сомнений в том, что иногда женщины действительно могли брать на себя мужские задачи и обязанности, при этом не вступая в противоречие с общественными предрассудками. Существуют примеры, когда женщины выступали в суде, владели недвижимостью и продавали ее, заключали торговые сделки.
В некоторых социальных сферах существовала строгая гендерная дифференциация — например, нет абсолютно никаких признаков участия мужчин во всем связанном с родами. Кроме того, женщины чаще всего не становились объектами прямой расправы при кровной вражде — хотя, конечно, не избегали иных последствий.
Также полезно и необходимо учитывать общие качества, не зависящие от гендерных границ, и случаи, когда социальная роль влияла на формирование идентичности в той же степени, что пол или гендер. Это позволяет уйти от разделения по половому признаку и не ставить во главу угла мужскую власть. Например, недавнее исследование погребальных обычаев в Норвегии показало, что многие могилы вообще не имеют явной гендерной привязки, и идентичность умершего можно толковать самыми разными способами. Внимательное изучение также показывает, что предположения о связи между полом и видом деятельности (сами по себе проблематичные) не всегда срабатывают в Скандинавии: например, в норвежских мужских захоронениях кухонные принадлежности встречаются чаще, чем в женских. Следует также помнить, что в культуре Скандинавии в эпоху викингов огромное значение уделяли степени личной свободы, от разных категорий подневольного труда до рабства. Эти условия жизни также были глубоко гендерно дифференцированными.
Гендер мог также пересекаться со статусом, что поднимает вопрос об иерархии. Когда в поле зрения попадают другие факторы, такие как возраст и степень зрелости, давать определения особенно трудно — например, какова была природа детства в эпоху викингов и когда наступал порог взросления? И что это значило на практике — как к человеку относились (и считали ли его вообще человеком), что ему разрешалось, чего от него ожидали? У нас крайне мало оснований считать, что в дохристианской Скандинавии детей с самого рождения автоматически считали полноправными членами социума. Иногда находят детей в возрасте не более пяти лет, похороненных с полным набором погребального инвентаря (предметы, которые кладут вместе с покойным в могилу). В большинстве случаев все предметы уменьшены (например, маленькие ювелирные украшения), но иногда дети похоронены с вещами взрослого размера. Особенно часто встречается взрослое оружие в могилах маленьких мальчиков, что намекает на подтверждение или присвоение статуса, возможно связанного с идентичностью семьи. Впрочем, такие примеры достаточно редки.
Те, кто не умер в младенчестве, по-видимому, последовательно проходили несколько обрядов инициации (отлучение от груди, наречение именем и так далее), после чего относительно быстро присоединялись к взрослым и начинали заниматься тем делом, на которое были способны. Примерно к четырнадцати годам все различия между детьми и взрослыми в погребениях исчезают — по-видимому, это и было порогом зрелости. С этого возраста, вероятно, подростки могли вступать в брак и участвовать в сражениях. Это было не сентиментальное время.
Биоархеологические исследования скелетных останков иногда выявляют признаки детского недоедания и, кроме того, дают другие весьма красноречивые результаты. Как минимум в центральной части Швеции наблюдается устойчивая закономерность: недоедали в детстве до 7 % мужчин и 37 % женщин. Уровень детской смертности был высоким — согласно оценкам, до 30–60 %, что приводит к неизбежному выводу: девочек и мальчиков кормили неодинаково в количественном и в качественном отношении; мальчики имели явное преимущество, в то время как у девочек недоедание могло представлять угрозу для жизни. Невозможно не заметить за этим расхождением пугающую систему ценностей.
Еще один трудный вопрос связан с инфантицидом — преднамеренным убийством нежеланных детей. Принято считать, что в тот период подобная практика существовала, но фактические доказательства редки и часто неоднозначны. Судя по всему, мужчина имел право отказаться от любого ребенка, рожденного его женой или наложницей, и в сагах также встречаются упоминания инфантицида, хотя масштабы распространения практики неясны. О том же говорят многочисленные средневековые христианские кодексы законов, в том числе статуты, предусматривающие наказание за оставление детей на произвол судьбы, из чего можно сделать вывод, что практика сохранялась и после обращения в христианство.
О том же свидетельствуют, по мнению некоторых исследователей, детские останки, найденные, например, в навозных кучах, каирнах и помойных ямах. Однако даже с учетом этих находок количество обнаруженных детских захоронений не соответствует уровню детской смертности, что, вероятно, говорит о том, что не все дети получали традиционное погребение. Здесь у нас также есть точка зрения извне: еврейский путешественник X века Ибрагим ибн Якуб отмечает, что нежеланных детей в Хедебю (Ютландия) бросали в море. Поскольку в кодексах говорится об оставлении на произвол судьбы, которое не оставляет археологических следов, мы должны отметить, что это согласуется со свидетельством ибн Якуба. Выборочное убийство детей женского пола особенно трудно отследить, хотя здесь небольшие подсказки может дать археология. В надписях на рунических камнях из Центральной Швеции в одной семье может быть упомянуто до шести сыновей, но никогда не упоминается более двух дочерей. Это не соответствует естественным показателям рождаемости, хотя, возможно, это следствие обычаев или предрассудков, а не инфантицида.
