Этот опыт не оставлял места для двойного толкования. В поэмах, в том числе в «Беовульфе», говорится о том, как огонь «поглощает дом костей», как плоть съеживается, а черепа трескаются в пламени. Если распорядители похорон не придерживали труп, он мог даже сесть посреди костра. Покойного часто сопровождали тела животных, в богатых захоронениях их могло быть очень много, и их трупы тоже дергались, обугливались и лопались. Археологические данные свидетельствуют, что в погребальный костер иногда клали кремень — эксперименты показали, что в огне он может внезапно взорваться, рассыпая фонтаны разноцветных искр; вероятно, это делалось специально.
Огонь и дым были видны с большого расстояния, особенно если костер устраивали на возвышенности. В византийских источниках есть отчеты очевидцев о том, как восточные викинги сжигают своих умерших при свете полной луны — другими словами, ночью. Саги рассказывают о том, как тела сидят в освещенных могильных залах, окруженные огнями, а в эддической поэме «Пробуждение Ангантюра» упоминаются могильные костры, пылающие вокруг курганов. Во многих захоронениях, в том числе в нескольких погребальных камерах и ладейных захоронениях, были найдены лампы — освещение играло какую-то роль в обряде, и возникает резонный вопрос: какую? Возможно, ответ связан как раз с тем, какое сильное впечатление производили свет и огонь на фоне окружающей темноты.
Мало кто сегодня видел своими глазами, как выглядит тело непосредственно после кремации — в обычной жизни мы, как правило, более или менее изолированы от телесных реалий смерти. Викинги, напротив, были очень хорошо с ними знакомы. После того как погребальный костер прогорал, тело вовсе не превращалось в удобную аккуратную кучку пепла. Мягкие ткани и одежда сгорали, но скелет оставался практически целым, хотя сильно обугленным и потрескавшимся. При раскопках остатков захоронений археологи могут увидеть, что человеческие кости извлекали, сортировали, очищали, иногда даже перемалывали. Обычно их хранили отдельно от останков животных, сожженных на том же костре (их тоже извлекали из мусора и обрабатывали), но иногда прах смешивали. Останки могли сложить в керамический сосуд, мешочек или шкатулку, собрать в небольшую кучку, просто разбросать прямо вокруг костра или закопать под ним и на том же месте поверх всего этого соорудить могилу. Кроме того, кости и пепел могли унести в другое место или несколько таких мест на большом расстоянии от костра. Есть примеры, когда из одного и того же костра, в котором сгорело несколько человек, возникло несколько разных могил, при этом пепел был тщательно отобран и распределен в соответствии с замыслом, которого мы не понимаем.
Все это поднимает еще один сложный вопрос. Мы знаем, что у значительной части населения не было могил, которые могли бы обнаружить археологи. К этому, однако, добавляется тот факт, что очень немногие из найденных нами кремационных захоронений содержат достаточное количество человеческих останков, сопоставимое с телом взрослого человека. В землю помещали лишь малую — иногда очень малую — часть сгоревшего тела. Современная профессиональная кремация превращает взрослого мужчину примерно в 7–8 литров пепла и костного материала (от взрослой женщины остается чуть меньше). В кремационных захоронениях эпохи викингов редко содержится больше литра останков. Никто не знает, что это значит. Возможно, похороны подразумевали разделение праха — часть для родных или присутствующих скорбящих, часть в землю, и так далее? Возможно, пепел хранили дома, хотя это вряд ли было широко распространенным обычаем — никаких постоянных признаков этого обнаружить не удалось. С точки зрения статистики вызывает озабоченность тот факт, что останки одного человека могли быть захоронены в нескольких местах, и это, так сказать, распределенное погребение было ошибочно зарегистрировано как несколько отдельных могил. Возможно, кремированных умерших отдавали окружающему миру, самому Мидгарду, — да, часть могли предать земле, а остальное развеять по воздуху и бросить в воду.
Маловероятно, что на эти вопросы будет найден однозначный ответ, но трудно избавиться от ощущения, что мы пока даже не можем четко определить, что представляет собой могила эпохи викингов.
Мертвые люди и животные, конечно же, были в костре не одни. Трупы были окружены разнообразными предметами, начиная с одежды и личных нательных украшений. И если в одном случае это могли быть лишь ветхая изношенная рубашка, медная фибула и нож для еды, то в другом — мантия и украшенные драгоценностями королевские регалии. Кроме тела и того, что его прикрывало, к погребальному инвентарю в самом широком смысле могли относиться практически любые элементы материальной культуры викингов. Некоторые из этих предметов клали в костер еще целыми, другие (по неизвестным причинам) предварительно ломали. Все эти вещи затем находили свое место (или не находили, если так было задумано) в окончательной могиле. Так же как останки людей и животных, их извлекали из пепла, очищали, иногда переламывали и сгибали причудливым образом, а затем использовали в ритуалах, от которых археологи находят только окончательный результат. Кроме того, не сгоревшие предметы могли засыпать землей вместе с остатками костра — еще одна стадия обряда, столь же неясная для нас. Недавнее исследование шведских захоронений показало, что иногда в пепел погребального костра с неизвестными целями клали целые птичьи яйца. Как минимум часть из них — яйца воронов, что, возможно, подразумевало связь с богом Одином (эти птицы считались воплощением его мыслей и разума).
Почему некоторые люди эпохи викингов предпочитали не сжигать своих мертвецов, а хоронить их в земле, неизвестно. Этот обычай более или менее распространен во всей Скандинавии, хотя в некоторых местах и в некоторые периоды времени таких случаев становилось больше. Возможно, для одних это был эмоциональный, почти инстинктивный выбор, а для других в этом имелся какой-то духовный подтекст. В сагах встречаются упоминания о том, что покойники «живут» в своих могилах — например, в «Саге о Ньяле» есть замечательный эпизод, где люди, идущие ночью мимо погребального кургана, обнаруживают, что он почему-то открыт, а внутри сидит его мертвый обитатель, весело поет и смотрит на луну.
В упомянутой выше эддической поэме «Пробуждение Ангантюра» рассказывается о путешествии его дочери на остров Самсе (на равном расстоянии от датских островов Ютландия, Зеландия и Фюн), представленный как странное промежуточное пространство, принадлежащее мертвым. Образ Хервёр — один из самых впечатляющих и превосходно прописанных образов дев-воительниц во всей древнескандинавской литературе. Она ищет могилу отца, чтобы забрать его зачарованный меч Тюрфинг, умеющий наносить только смертельные раны, и использовать его как инструмент мести. Поэму сложно понять, не говоря уже о том, чтобы ее датировать. Она не входит в традиционный эддический корпус, хотя явно написана в том же стиле, и поэтому ее иногда включают в другие сборники. В ней мы находим примечательные данные об отношении к погребению и о природе жизни «под корнями деревьев», как выражается героиня, — этот текст заслуживает того, чтобы уделить ему немного нашего времени.
Остров предстает в поэме как жуткое пограничное пространство, каким-то образом одновременно принадлежащее и нашему, и иному миру. Ночью здесь открываются врата между мирами, объятые пламенем. Пастух, провожающий Хервёр к могилам, явно напуган.
