Крупные рынки, такие как Бирка и Рибе, очевидно, служили площадкой продажи товаров, ввезенных из дальних стран. Однако в обществе ранней эпохи викингов существовала развитая многоуровневая система обмена. Уделяя повышенное внимание контролируемому импорту иностранных товаров, как экзотических, так и повседневных, ученые рискуют упустить из виду ценность внутреннего производства, продукцию которого тоже можно было распределять и присваивать. Также, по-видимому, существовала концепция товара как денег — разные виды продукции и сырья (ткани, гребни или даже продукты питания) обменивали по заранее согласованному курсу, используя их буквально как деньги, а не как бартер. В VIII веке с расцветом эмпориев эти товары производили в сельской местности и поставляли на рынки, позднее, собственно в эпоху викингов, их производство переместилось непосредственно в рыночные города.
Археология крупных рынков выявляет один бросающийся в глаза их признак — регулярную планировку: они состояли из участков правильной формы, часто примыкающих к главным улицам и обнесенных заборами, четко обозначающими границы собственности и зоны контроля. Очевидно, в этих местах существовала организация, хотя кто за ней стоял — центральная власть или коллективные усилия местных жителей, — уже другой вопрос. Нетрудно представить, что деление на участки могло распространяться в другие сферы жизни и обретать форму исключительных прав на торговлю или даже протекционизма.
Подобный уровень организации неизменно поднимает вопрос о том, какую роль в создании первых рыночных центров играла знать. Несомненно, покровители из числа мелких князей и других региональных правителей обеспечивали определенный экономический импульс, но в таких местах, как Рибе, главной движущей силой служили общие закономерности процесса торговли. Появление паруса на скандинавских судах, по-видимому, совпало с расцветом этих торговых центров и, возможно, также внесло свой вклад в общую картину экономического развития.
Многие рыночные центры одновременно служили местом народных собраний, и это привлекало к ним еще больше людей — так было, например, в Бирке. Трудно сказать наверняка, но в некоторых названиях регулярных региональных рынков прослеживается культовый подтекст — так, в Уппсале проходил Дистинг, «собрание дисов». Возможно, сверхъестественные существа, связанные с такими собраниями, одновременно служили чем-то вроде святых — покровителей торговли.
Связь с общественными собраниями подчеркивает важность демократических основ городского устройства. Очевидно, главной движущей силой региональной и международной торговли была не воля политической элиты, а инициатива торговцев и ремесленников. В свою очередь, это подразумевало наличие развитых представлений о соотношении спроса и предложения, с учетом таких переменных, как мода и вкусы. Короли здесь выступали скорее как предприниматели, вкладывающие средства в перспективное предприятие и занимающие по сравнению с остальными более выгодные позиции, позволяющие воспользоваться благоприятной возможностью. В структуру власти скандинавских политических единиц накануне эпохи викингов была вплетена система взаимоотношений, регулирующая производство, распределение и потребление товаров не только среди знати, но и во всех слоях общества.
Возникает еще один вопрос касательно тех, кто жил в Рибе, Бирке и остальных городах. Обмен на местном уровне происходил совсем не так, как крупномасштабная международная сделка с иностранным судном, и для каждой формы транзакции требовалась своя инфраструктура. Это отразилось на поселениях, вырастающих вокруг развивающихся торговых городов, и на их жителях, которые, в широком смысле, были глубоко интегрированы в торговую деятельность, составлявшую основу жизни этого места. По сути, в эмпориях возникли зачатки нового профессионального класса — ремесленники, специализирующиеся на производстве определенной продукции, и владельцы лавок, в которых ее продавали.
Молодые, быстро растущие города, куда стекались ручейки ранней экономики, были не только центрами притяжения, средоточием надежд и новых возможностей. В таких местах всегда есть свои темные стороны — мошенничество, вредительство, беззаконие. Достаточно популярным времяпрепровождением была выпивка, вероятно, существовали и специальные питейные заведения, хотя их следы трудно обнаружить с помощью археологии; то же самое можно сказать о секс-услугах. На рынках наверняка возникали разнообразные новые формы преступной деятельности. Не исключено, что морские разбойники могли найти на шумных улицах новый источник добычи («Хорошая у тебя тут мастерская, будет жаль, если с ней что-нибудь случится»). Любая активная торговля, подразумевающая обмен реальными материальными ценностями, требует охраны, телохранителей, какого-то рода страховки — всем этим также могли заниматься некоторые горожане. В эпоху викингов несомненно существовал свой теневой преступный мир.
Новые роли, обусловленные новыми рынками, иногда принимали узкоспецифичные формы. Например, ювелиры Готланда создавали украшения характерного вида — такие встречаются только на Готланде, но в их дизайне прослеживаются мотивы и символы, заимствованные из других традиций и культур. Эти украшения создавали особую островную идентичность, сообщали о происхождении человека, одновременно отсылая к более широкому контексту, в котором успешно действовали жители острова. То же самое можно сказать о Рибе, Хедебю, Бирке и других подобных местах. Вместе с тем очевидно, что во всех этих рыночных центрах население имело регулярный беспрепятственный доступ к продуктам из других областей, что подразумевало широкие контакты с внутренними районами страны и наличие связей между сельским и условно городским населением. Из деревни привозили мясо и сельскохозяйственную продукцию. Рыбу можно было поймать на месте. В некоторых местах, в частности в Бирке, также активно охотились на гагу и других птиц — их добывали весной на островах архипелага.
Кроме того, эти люди отличались повышенной мобильностью: изотопные исследования могильников ранней Бирки показали, что очень многие начинали переезжать в возрасте 13–14 лет (возможно, переступив порог взросления) и могли удалиться от места изначального проживания на расстояние до ста километров в любом направлении.
Итак, ранние рынки служили связующим звеном в цепочке торгового обмена и стыковочными портами зарубежных контактов. В VII веке и первых десятилетиях VIII века вектор этих контактов был преимущественно направлен в Скандинавию извне — северные купцы не выезжали со своими товарами в другие страны. Ситуация изменилась в середине VIII века: жители Севера начали перемещаться туда, где происходил обмен, и пытаться взять его под контроль. Это стало одним из ключевых факторов сингулярности эпохи викингов: обороты экономического двигателя вырабатывали мощность набегов.
Не выпуская из виду первые признаки этой активности — корабли из Салме и жестокую гибель похороненных в них людей, — мы изучим этот торговый мир сначала на востоке, в окрестностях Балтийского моря, а затем, следуя за хронологией набегов — Портленд, Линдисфарн и другие, — повернем на запад.
Балтийское море — или Восточное море, если смотреть со стороны скандинавов (на шведском языке оно до сих пор называется Östersjön) — с незапамятных времен (как минимум, с бронзового века) служило торговой площадкой, по которой на Север и обратно проходили разнообразные товары. Западные острова Балтийского моря Готланд, Эланд и Борнхольм относились к скандинавской культуре, хотя, как любое другое место, имели свои особенности и самобытные черты.
