Беглый осмотр комнаты и тела погибшей никаких несообразных предметов или записей, могущих что-то подсказать или вызвать сомнения в версии самоубийства, не предоставил. Далее состоялся подробный досмотр. А обследовать было что. Как у всякой модистки, работающей на дому, у Иветы имелось несколько рабочих столов, столиков, подставок, на которых лежали, висели разные заготовки. А в столах было множество ящичков (шухлядок, как сказал бы Степан или Надежда), в каковых хранились нужные вещи и материалы: нити, иглы, булавки, пяльца, бисер, соломка разных видов, ткани, краски, кисти… Здесь тоже не нашлось ничего интересного.
Но важными оказались документы жилицы, обнаруженные в одном из ящичков. Так Горлис и Дрымов узнали ее полное имя — Ивета Павловна Скавроне. Она была сиротой, выпускницей одного из приемных домов Ведомства учреждений императрицы Марии. Точнее — дома сего ведомства в Санкт-Петербурге. Там девица Ивета прошла полное обучение женским дисциплинам и получила профессию, дающую ей шанс на достойное, не голодное существование в самостоятельной жизни. Во врачебной справке «девицы Иветы Скавроне» указывалось, что северный климат российской столицы для ее здоровья «крайне неблагоприятен». Посему для более долгой жизни рекомендовалось переехать на юг империи. В графе «родители» в ее бумагах туманно писалось «Мастеровые из Лифляндии». Это тоже многое объясняло. Натан, привыкший к итальянскому присутствию в Одессе, признаться, думал, что подлинная фамилия Иветы и ее родителей была Скаврони. А далее она пала жертвой невнимательности паспортного чиновника. Теперь картина казалась иною. Получалось, что это фамилия жителей Лифляндии. Ну а отчества Павлович, Павловна в учреждениях императрицы Марии давались лучшим воспитанникам и воспитанницам — в память о Павле, муже вдовствующей императрицы.
После первого обыска — поверхностного и второго — дотошного провели еще третий — придирчивый, в ходе которого целью было именно что «придираться», выискивая неочевидные странности. И вот здесь удалось обнаружить две особенности, вызывающие вопросы, наталкивающие на размышления.
Первое — к крюку пониже окна надежным узлом был привязан кусок довольно толстой веревки. При внимательном рассмотрении было видно, что веревку эту перерезали, причем недавно. Кончики перерезанных нитей не успели заелозиться, как это бывает по прошествии времени. На сие обратил внимание Афанасий, что не странно, поскольку у Натана на такие железки на мансардном этаже его дома глаз совершенно замылился.
Перед тем как вести повествование дальше, нужно объяснить, зачем под окнами в мансардных комнатах Дома Горлиса были прибиты такие весьма прочные крюки. После трагического пожарища в Бродах в 1814 году Натан очень серьезно относился к этой опасности. Когда он десять лет назад расширял, достраивал и обустраивал свой дом, то прикинул, можно ли будет спастись из дома в случае пожара. Из первого или даже второго этажа нестрашно и выпрыгнуть. А вот мансардный этаж — другое дело. Прыжок из него грозил членовредительством, а то и смертоубийством. Поэтому Горлис настоял, чтобы на сём этаже ниже каждого окна, под подоконником был глубоко вбит надежный крюк. Привязав к нему хоть веревку, хоть скрученное постельное белье, жилец имел шанс спуститься пусть даже до уровня второго этажа или пониже, откуда уж можно безболезненно прыгать. Не все выслушивали эти рассуждения серьезно, но дело хозяина дома — предупредить.
Как ему теперь казалось, Ивета была из тех, кто серьезно отнесся к рассказу о возможном пожаре. И сразу спросила, где, по какой цене можно купить надежную веревку. Канат, обрезок какового имелся, был как раз таким — вполне прочным, чтобы по нему, достаточно длинному, мог спуститься взрослый человек. Но зачем его обрезали? Главное — кто и когда? Сама девушка, отчего-то разнервничавшись, или, скажем, когда веревка ей понадобилась для какого другого дела? Или злоумышленник, пришедший в комнату после ее смерти иль, может, ее даже убивший?.. Гадания-гадания…
Вторая любопытная деталь заключалась в том, что за одним из рабочих столиков в углу комнаты, ближнем к двери, обнаружились битые остатки недорогой фаянсовой штучки. У Иветы была такая работа, что сама по себе приучает к аккуратности, поддержанию порядка. Поэтому долго лежать фаянсовые осколки не могли, она б их непременно прибрала. А это означает, что фигурка упала незадолго до ее гибели. Или после нее. И снова вопросы — как, при каких обстоятельствах, кто уронил?
Натан с Афанасием аккуратно, дабы не сдуть пыль, осмотрели поверхность столика, с которого упала фигурка, изображавшая какую-то птицу, сидевшую на цветке. А надо сказать, что этот стол, в отличие от остальных, не был занят заготовками шляпок; искусственных цветов, делаемых для них; нитями с нанизанным бисером; фальшивыми жемчугами и самоцветами. Нет — поверхность стола была свободной ото всего и предназначалась единственно для фигурки, стоявшей не в самом центре, а ближе к стене. Это стало видно благодаря «пыльной тени» на том месте, где она ранее располагалась. И вот самое главное — на краю этой же столешницы еще что-то лежало да было забрано, отчего пыль смахнулась. (Чтоб вы не подумали об Ивете плохого, нужно напомнить, что Одесса — город чрезвычайно запыленный, так что летом, да еще при открытом окне, слой пыли появляется очень быстро.)
Конечно, это и сама девушка могла перед смертью что-то взять, переложить в другое место, не обращая уже внимания на упавшую и разбившуюся фигуру. Но мог и злоумышленник забрать нечто для него важное, заодно смахнув на пол и фаянсовую птичку.
Глава 12
Да, как ни крути, но получалось, что после ссоры с Кочубеем удача оставила Горлиса. Зависшее делопроизводство с наследством Абросимова, а теперь — того хуже: смерть, убийство или самоубийство жилицы его доходного дома.
Сплетники начали распускать слухи: мол, этот французик со своей певицей — вообще человек крайне аморальный, вот Фина и застрелила несчастную девушку из ревности. Пошли сплетни и другого толка: на мансарде в Доме Горлиса настоящий бордель под прикрытием работы модисток, и вот одну из падших женщин застрелил недовольный чем-то сильно пьяный клиент.
Осознавать гибель такой замечательной девушки было и без того непросто, а тут еще грязные россказни. И снова вспомнилось пророчество цыганки. Только сбылось оно не на Люсьене, а на другой светлой личности, сестрински похожей на куафёра. Больно…
* * *
Но во всех случаях от уныния лечит дело, важное занятие. Потому в четверг, 21 июня, побыстрей отработав в воронцовской библиотеке, Натан засел в своем рабочем кабинете, предупредив работников по дому, чтобы его не беспокоили.
Разложил бумаги и начал делать пометки, рисовать схемы. Прежде всего касательно своего дома. Здание было довольно большим — на семь окон с обеих сторон. Первый этаж занимал Натан со своим хозяйством. Если точней — то там были, во-первых, его с Финою жилье: прихожая; столовая, совмещенная с гостиной; кабинет Натана, с располагавшейся там же библиотекой; будуар Фины; спальня; туалетная комната. К сему, во-вторых, примыкали кухня, три комнаты для работников и работниц по дому, а также, в-третьих, подсобное помещение для инструментов и припасов (и из него лаз в прохладный погреб). Выезда Натан с Финою не держали.
