— Точно. А теперь ты дашь мне предлог согласиться на то, чтобы с тобой спать? Спасибо, я парней вроде тебя уже видела. Какие же вы скользкие!
В кармане опять завибрировал телефон, и я знал, что Питер предпринимает новую попытку меня найти. Я не стал отвечать, потому что не знал, что ему говорить — по крайней мере, теперь, раз вернуться сегодня вечером я не мог. До поездки в Сан-Себастьян план был следующий: объяснить свое отсутствие тем, что я просто-напросто окунулся в шумный moveable feast
[16] Памплоны и даже не замечал, что телефон звонит.
Мириам скрестила руки на груди и вздрогнула. Ветер не утих, а облака сгустились и закрыли собой вечернее солнце.
— Мне пора возвращаться к маме.
— Уверена? Я хотел угостить тебя ужином в благодарность за то, что у меня есть номер на ночь.
Она издала краткий, почти отчаянный стон и покачала головой.
— Денег на то, чтобы пригласить тебя куда-то вроде «Арзака», у меня нет. Но если тапас тут неподалеку такие же вкусные, как завтрак в том баре, ты многое упустишь.
Склонив голову набок, она убрала волосы от красивых глаз и посмотрела на меня:
— Упущу?
Судя по тому, как она на меня смотрела, она как будто что-то искала. Или узнавала.
— Ну, я преувеличиваю, — признал я. — Но наверное… ужин получится вполне сносный.
Она кивнула.
— Да? — недоверчиво спросил я.
— Я очень голодная, — сказала она, уже разворачиваясь, чтобы идти обратно.
За ужином я рассказал ей о себе все, что пришло мне в голову. О неумении справляться с повседневными задачами, о нехватке дисциплины, об ограниченной способности к аналитическому мышлению. О чересчур развитой фантазии и желании быть креативным — и одновременно сомнениях в том, что мои художественные амбиции соответствуют способностям. О том, какой я неуклюжий в романтических делах. Об интрижке с бывшей девушкой Питера. Как будто надо было выложить все, хорошее и плохое, пока у меня есть шанс.
— Если кратко обобщить, то ты глупый эгоист, — сказала она и пригубила бокал красного вина.
Она переплела длинные худые ноги, сгорбилась, узкие плечи выпирали, она как будто слегка покалечилась. Некоторое время назад она казалась мне не такой красивой, как тогда, в «Арзаке». А теперь она казалась еще красивее. Может, свет был мягче. Может, потому, что она чуть сильнее расслабилась. Или, возможно, я.
— Да, я глупый эгоист, — подтвердил я.
— Ты так говоришь, потому что, по-твоему, так ты кажешься интереснее? Просто я плохого парня не вижу, Мартин.
— А что же ты видишь?
— Довольно милого юношу.
— Почему ты говоришь это так, будто ты на пять лет старше меня, а не наоборот?
— Мы ровесники.
— Откуда ты знаешь?
— Питер рассказал мне, что вы ровесники.
— Ну да. Что еще он про меня говорил?
— Не много на самом деле. Впервые твое имя прозвучало, когда я настойчиво спросила, правда ли он один приехал на Сан-Фермин.
— Он так сказал?
— Нет, не прямо, но он как будто бы пытался создать такое впечатление. Словно тебя не существует. Во всяком случае, он избегал разговоров о тебе.
— Странно, — сказал я, поднимая свой бокал.
— Не то чтобы он решил, что я буду принадлежать ему, а вам обычно нравятся одни и те же девушки.
— И тем не менее ты считаешь, что я милый парень?
— Я думаю, ты совершаешь поступки, которые сам же считаешь неправильными, но тебя хотя бы совесть мучает.
— Да, есть такое. А у тебя какие темные стороны?
— Я ворую, — без колебаний ответила она.
— Воруешь?
— Ага. Привычка такая. Не то чтобы я клептоманка, но, по-моему, мне нужны острые ощущения. Поэтому-то я ворую то, что мне не нужно.
— Вроде сердец наивных парней?
— Дешевый подкат, — засмеялась она, и мы подняли бокалы.
Стемнело, и, пока мы доедали последние тапас и она рассказывала о себе, под облаками раздавался угрожающий грохот. О своем московском парне, о планах переехать в Сингапур, может быть, устроиться журналистом в англоязычную газету. Но ничего о том, как она уплыла по волнам и чуть не утонула. В какой-то момент она взяла телефон, в темноте экран осветил ее лицо, и она нахмурилась.
— Мама? — спросил я, когда она отложила телефон, не ответив на звонок.
— Да, — невыразительно сказала она.
— Ой, — произнес я.
— Ой?
— Может, воровать ты умеешь, а вот врешь даже хуже меня. Питер?
Она вздохнула:
— Со вчерашнего дня он мне двадцать сообщений уже точно прислал.
— По-твоему, чересчур много?
Она скорчила рожицу. Мне хотелось спросить, сколько сообщений она отправила в ответ, но я сумел удержаться.
— Спасибо. — Она кивнула в сторону пустых тарелок. — Вкусно было.
— Еще выпьешь?
— Точно нет. Мама ждет.
Я попросил счет. Она следила за тем, как я расписываюсь на чеке.
— Кристофер, — сказала она.
Я поднял глаза.
— Думала, тебя Кристофер зовут, — улыбнулась она.
— Когда?
— Когда я тебя увидела.
— Питер говорил, что…
— Патру-у-ульный!
Возле нашего столика стоял кривоногий мужчина в килте и футболке шотландской национальной сборной. Его качало, а дыхание пахло стеклоомывающей жидкостью.
— Мой герой! Мне нужно десять евро — завтра на забег с быками поехать. Я сыграю вам песню о любви.
— Vete!
[17] — рявкнул официант и показал на площадь.
Я дал шотландцу пять евро — он, пошатываясь, побрел прочь и растворился в темноте.
— Будем надеяться, перед забегом с быками он протрезвеет, — сказал я.
— О, этот не протрезвеет, он тут все время бродит, — закатил глаза официант.
Мы встали. Мириам вздрогнула, когда ветер вдруг подул сильнее — теперь это уже был не просто порыв ветра, листва окружавших нас деревьев шумела все громче и громче.
— Найдем такси, — сказал я и посмотрел вверх, когда сверкнуло.
Казалось, небо буквально раскололось, молния напоминала тонкую светящуюся трещину, дающую возможность заглянуть в то, что за ней, в другой мир. А потом из трещины хлынула вода. На зонтики, столики, брусчатку — все вскочили и побежали. Через несколько секунд я и Мириам, успев промокнуть насквозь, нашли укрытие в подворотне между площадью и задним двором гостиницы.
