Огастес ДваПера Маккой помахал ей в ответ и пошел по асфальту к винтовому самолетику, с которого начиналось их путешествие.
– Я как будто помню, – сказал Огастес ДваПера Маккой, – хотя и смутно, очень похожий день. В этом воспоминании я совсем маленький и тоже машу рукой. Кажется, тогда я видел отца в последний раз, и сейчас меня вновь охватило внезапное предощущение конца. – В последний раз он помахал дочери на другом краю поля, и та помахала в ответ.
– Тогда ты махал не менее энергично, – согласился Зебедия Т. Кроукоростл, – но у нее, пожалуй, выходит чуть импозантнее.
Он был прав. Она махала импозантнее.
Сначала был маленький самолет, потом большой, потом снова маленький, дирижабль, гондола, поезд, монгольфьер и арендованный джип.
Их джип тарахтел на весь Каир. Они проехали старый рынок и свернули на третью по счету улочку (если бы поехали дальше, уперлись бы в сточную канаву, некогда бывшую арыком). Мустафа Строхайм собственной персоной сидел перед домом, примостившись в древнем плетеном кресле. Столы и столики тоже стояли на улице, а она была не особо широка.
– Добро пожаловать, друзья, в мою кахву, – сказал Мустафа Строхайм. – Кахва – это кафе, кофейня по-египетски. Хотите чаю? Или сыграть в домино?
– Хотим, чтобы нам показали наши комнаты, – сказал Джеки Ньюхаус.
– Я не хочу, – заявил Зебедия Т. Кроукоростл. – Буду спать на улице. Тут тепло, и вон то крыльцо вроде удобное.
– Мне кофе, если можно, – попросил Огастес ДваПера Маккой.
– Сию минуту.
– Вода у вас есть? – поинтересовался профессор Мандалай.
– Чей это голос? – удивился Мустафа Строхайм. – А, это ты, серый человечек. Ошибочка вышла. Я поначалу решил, что ты чья-то тень.
– Мне, пожалуйста, шай соккар боста, – сказала Вирджиния Бут, имея в виду стакан горячего чая с кусочком сахара на блюдце. – И я бы сыграла в нарды, если кто-нибудь желает со мной сразиться. В Каире не найдется человека, который обыграет меня, если только я вспомню правила.
* * *
Огастесу ДваПера Маккою показали его комнату. Профессору Мандалаю показали его комнату. Джеки Ньюхаусу показали его комнату. Времени это заняло немного; в конце концов, комната была одна на троих. Вирджинии досталась другая комната, в глубине дома, а в третьей жил Мустафа со своей семьей.
– Что ты там пишешь? – спросил Джеки Ньюхаус.
– Протоколы, анналы и хроники Эпикурейского клуба, – ответил профессор Мандалай. Маленькой черной ручкой он делал записи в большой книге, переплетенной в кожу. – Я задокументировал наше путешествие и все, что мы ели по дороге. Когда будем есть жар-птицу, я запишу все впечатления: все оттенки вкуса и консистенции, все запахи и соки.
– Кроукоростл рассказал, как будет готовить жар-птицу? – спросил Джеки Ньюхаус.
– Да, – отозвался Огастес ДваПера Маккой. – Сказал, что выпьет пиво из банки, чтобы там осталась треть. Потом набьет банку пряностями и травами. Птицу насадит на банку, вроде как нафарширует, и зажарит. Говорит, так ее готовят по традиции.
Джеки Ньюхаус фыркнул:
– А не слишком ли новомодно?
– Кроукоростл утверждает, что это и есть традиционный способ приготовления жар-птицы, – повторил Огастес.
– Именно так, утверждаю, – подтвердил Кроукоростл, поднимаясь по ступеням. Дом-то был небольшой. Лестница неподалеку, да и стены не слишком толстые. – Пиво впервые появилось в Египте, и египтяне готовят жар-птицу вот уже больше пяти тысяч лет.
– Да, но пивную банку изобрели относительно недавно, – возразил профессор Мандалай, когда Зебедия Т. Кроукоростл вошел в комнату. Тот держал чашку турецкого кофе, черного как смоль и бурлившего, как расплавленный битум.
– Кофе не слишком горячий? – спросил Огастес ДваПера Маккой.
Кроукоростл одним махом проглотил полчашки.
– Не-а, – сказал он. – Не слишком. А пивная банка на самом деле не так уж нова. Раньше мы делали их из медной амальгамы и олова, иногда добавляли капельку серебра, иногда обходились без него. Зависело от кузнеца и от того, что было под рукой. Главное, чтобы температуру держала. Я смотрю, вы не очень-то мне верите. Джентльмены, поймите: нет никаких сомнений в том, что древние египтяне умели делать пивные банки, – иначе где бы они держали пиво?
С улицы донесся многоголосый вой. Вирджиния Бут уговорила местных сыграть в нарды на деньги и теперь раздевала до нитки. В нардах она была настоящей акулой.
За кофейней Мустафы Строхайма располагался дворик с развалившейся жаровней – глиняные кирпичи, полурасплавленная решетка – и старым деревянным столом. Весь следующий день Кроукоростл ремонтировал жаровню, чистил ее и мазал решетку маслом.
– Судя по ее виду, огня там не разводили лет сорок, – сказала Вирджиния Бут. С ней уже никто не хотел играть, зато коричневая сумочка раздулась от замусоленных пиастров.
– Да, где-то так, – согласился Кроукоростл. – Может, чуть дольше. Джинни, займись делом. Я составил список того, что нужно купить на базаре. В основном всякие травы, пряности и щепу. Вместо переводчика можешь взять кого-нибудь из детей Мустафы.
– С удовольствием, Корости.
Остальные члены Эпикурейского клуба убивали время каждый по-своему. Джеки Ньюхаус налаживал контакты с местными жителями, которых очаровали его элегантный костюм и мастерская игра на скрипке. Огастес ДваПера Маккой подолгу бродил. Профессор Мандалай коротал время, переводя иероглифы, выдавленные на кирпичах жаровни. Он объявил, что бестолковый исследователь бы решил, будто жаровня Мустафы Строхайма – святилище Солнца.
– Но я, человек искушенный, – сказал он, – сразу понял, что когда-то, давным-давно кирпичи эти были частью храма, и теперь, тысячелетия спустя, им нашли новое применение. Сомневаюсь, что эти люди сознают ценность того, что попало им в руки.
– О, они все прекрасно сознают, – сказал Зебедия Т. Кроукоростл. – И кирпичи не из какого не из храма. Они здесь уже пять тысяч лет, с тех пор как мы сложили жаровню. До этого все делалось на камнях.
Вирджиния Бут притащила с базара полную корзину.
– Вот, – сказала она. – Красное сандаловое дерево и пачули, ванильные бобы, веточки лаванды, шалфей, листья корицы, цельные мускатные орехи, чеснок, гвоздика и розмарин: все, что нужно, и даже больше.
Зебедия Т. Кроукоростл довольно улыбнулся.
– Жар-птица будет просто счастлива, – сказал он ей.
До самого вечера он готовил соус для жаркого. Сказал, что это дань уважения, а кроме того, мясо жар-птицы часто бывает суховатым.
Эпикурейцы встретили закат в ивовых креслах на улице, а Мустафа Строхайм и его домочадцы приносили им чай, кофе и горячий мятный настой. Зебедия Т. Кроукоростл предупредил эпикурейцев, что в воскресенье на обед будет жартаунская жар-птица, так что лучше им на ночь не наедаться, чтобы не потерять аппетит.