А вот мне снятся драконы. Еще в детстве, дома, мне говорили, что под старым городом живет дракон. Мне представлялось, как он вьется, подобно черному дыму, под дворцами и храмами, заполняя расселины между погребами, бестелесный, но вездесущий. Так я представляю себе дракона – и точно так же вижу прошлое. Как черного дракона из дыма. Когда я работаю, дракон проглатывает меня, и я становлюсь частью прошлого. Мне, если по правде, семьсот лет. Короли рождаются и умирают. Целые армии приходят и растворяются среди местных жителей или же возвращаются домой, оставляя по себе руины, вдов и бастардов, – но статуи остаются. И дымный дракон вместе с ними, и прошлое.
Я говорю вам все это, а ведь статуя, которой я подражаю, даже не из этого города. Она стоит перед одной церковью в Южной Италии. Ее там считают не то сестрой Иоанна Крестителя, не то местным помещиком, сделавшим храму щедрое пожертвование в честь избавления от чумы, не то даже ангелом смерти.
Мое воображение рисовало вас, любовь моя, в такой же совершенной чистоте, что свойственна и мне, как вдруг в один прекрасный день мне довелось обнаружить ваши красные кружевные трусики на самом дне корзины для белья, а тщательное изучение улики убедило, что предыдущим вечером добродетель вам, без сомнения, изменила. Только вы знаете, с кем, ибо вы не касались происшествия ни в письмах домой, ни в своем интернет-дневнике.
Как-то маленькая девочка поглядела на меня и, обращаясь к матери, спросила:
– Почему она так несчастна?
(Я, разумеется, перевожу для вас на английский. Дитя говорило о статуе и потому снабдило меня местоимением женского рода.)
– Почему ты думаешь, что она несчастна? – спросила мать.
– А зачем еще люди стали бы обращаться в статуи?
Мать улыбнулась:
– Возможно, она несчастна в любви.
В любви? О нет. Готовность ждать, пока все не сложится верно, единственно правильным способом, – вот в чем причина.
Время… Время есть всегда. Вот чему научила меня бытность статуей, вот каков ее дар. Уточню: лишь один из даров.
Вы шли мимо меня, поднимали глаза и улыбались… А в другие разы вы шли мимо меня и едва замечали – как любой другой предмет, как пустое место. Просто удивительно, как мало внимания вы – да и любой другой человек – уделяете тому, что совершенно неподвижно. Вы проснулись посреди ночи, встали, пошли в маленький туалет своих апартаментов, помочились, вернулись в кровать и мирно уснули. Вы бы все равно не заметили то, что не движется, правда? Что скрыто в тени…
Будь это возможно, бумагой для письма вам стало бы само мое тело. Мысль смешать с чернилами кровь или слюну приходила мне в голову – но нет, зачем? Есть еще такое понятие – «переигрывать», но что поделать, если большая любовь требует широких жестов? У меня нет привычки к широким жестам – скорее уж к узким, к мельчайшим. Один маленький мальчик, помнится, истошно орал – ему хватило одной моей улыбки. Просто он как раз успел себя убедить, что я – мраморная статуя. Именно такие, маленькие, жесты и остаются в памяти навсегда.
Я люблю вас, желаю вас, я в вас нуждаюсь. Я принадлежу вам, так же как вы – мне. Вот оно, мое признание в любви.
Надеюсь, что вскоре вы сможете сами в этом убедиться. И мы больше никогда не расстанемся. Через мгновение вы положите письмо на стол и обернетесь. Я – с вами, даже теперь, в этой старой квартирке, где все стены в персидских коврах.
Вы слишком часто ходили мимо меня.
Довольно.
Я здесь, с вами – сейчас.
Когда вы положите письмо… когда повернетесь и окинете взглядом старую комнату – с облегчением, с радостью или, возможно, с ужасом…
…тогда я пошевелюсь – одно-единственное маленькое движение. И вы, наконец, увидите меня.
Оранжевый
Ответы третьего лица на письменный опросный лист дознавателя
Только для личного пользования
1. Джемайма Глорфиндель Петула Рэмси.
2. Девятого июня, семнадцать.
3. Последние пять лет. До этого мы жили в Глазго (Шотландия). Еще раньше – в Кардиффе (Уэльс).
4. Не знаю. Думаю, сейчас он занимается изданием журналов. Он с нами больше не общается. Развод прошел очень тяжело, мама все время была на взводе, так как ей пришлось выплатить ему много денег. Что лично мне кажется несколько неправильным. Хотя, может быть, оно того стоило – просто ради того, чтобы от него избавиться.
5. Изобретательство и предпринимательство. Она изобрела «Сытую булку»™ и основала сеть с таким же названием. Я любила их, когда была маленькой, но со временем, знаете ли, устаешь даже от сытых булочек, особенно когда их тебе дают на завтрак, обед и ужин. Мама держала нас за подопытных кроликов. Рождественская-Сытая-Булочка-Полный-Обед-с-Индейкой – вот где был самый ужас. Но лет пять назад она продала свою долю в «Сытой булке» и переключилась на «Мамины Разноцветные Пузыри» (пока еще не ™).
6. Двое. Моя сестра Нерисса, которой было пятнадцать, и брат, Придери, ему двенадцать.
7. Несколько раз в день.
8. Нет.
9. По Интернету. Может быть, на eBay.
10. Она покупала краски и пигменты по всему свету – с тех самых пор, как решила, будто мир спит и видит ее разноцветные Светящиеся Пузыри. Такие, которые можно пускать на основе специальной пузырчатой смеси.
11. Это не совсем лаборатория. Ну да, она ее так называет, но на самом деле это просто гараж. Она взяла кое-какие деньги из «Сытой булки»™ и переоборудовала его, так что да, там были раковины, ванны, бунзеновские горелки и всякое такое. Кафельные стены и пол, конечно, чтобы проще было мыть.
12. Не знаю. Нерисса раньше была совершенно нормальной. Когда ей стукнуло тринадцать, она принялась читать всякие журналы и клеить на стены картинки этих тупых девиц с сиськами, типа Бритни Спирс и т. д. Мне жаль, если это попадется на глаза какому-нибудь фанату Бритни, но я такого просто не понимаю. Вся эта оранжевая фигня началась только в прошлом году.
13. Крем-автозагар. К ней вообще нельзя было подойти, когда она его наносила. И она никогда не давала ему как следует высохнуть и впитаться, так что у нас вечно простыни были в оранжевых пятнах, и дверца холодильника, и пол в ванной – словом, все. Нет, ее друзья тоже им пользовались, просто никогда не мазались в таких диких количествах. Я имею в виду, она просто купалась в нем и даже не пыталась быть хоть приблизительно человеческого цвета. Думала при этом, что выглядит круче всех. Один раз она специально пошла в солярий, но, видимо, ей не понравилось, так как больше она никогда туда не ходила.
14. Мандаринка. Мумба-юмба. Морковь. Манго. Оранжина.
15. Не слишком хорошо. Но ей, кажется, было совершенно наплевать. А чего вы хотите, эта девушка как-то сказала, что не видит никакого смысла ни в науке вообще, ни в математике в частности, и собирается стать стриптизершей, как только закончит школу. Я сказала, никто не станет платить деньги, чтобы поглазеть на нее в чем мать родила, а она сказала, откуда, мол, я знаю, а я сказала, что видела маленькие домашние видео, которые она снимала (как она сама танцует голышом) и оставила в камере, а она разоралась и говорит, а ну, давай их сейчас же сюда, а я сказала, что уже их стерла. Если честно, не думаю, что она станет новой Бетти Пейдж
[81] или кем-то в таком духе. Фигура у нее совершенно квадратная, начнем с того.
