– Эта земля врастает в плоть и кровь, – сказала Мойра. – Ну, образно говоря.
– А плоть и кровь уходят в землю, – подхватил Оливер. – Так или иначе. Взять вот хотя бы это дерево: тела оставляли в клетке, пока они не истлеют дотла. Пока птицы не выщиплют все волосы себе на гнезда, а вороны не обчистят все мясо с костей. Или пока не подвернется другой труп, чтобы было кого выставить напоказ.
Тень не сомневался, что понял правильно, но все равно решил уточнить. Спрос, как говорится, не ударит в нос, а Оливер определенно был из тех всезнаек, что обожали коллекционировать всякие любопытные факты, а потом делиться ими с окружающими.
– Что такое висельная клетка? – переспросил он.
– Такая железная клетка, вроде птичьей, только большая. В них вывешивали трупы казненных преступников – в назидание другим. Клетку запирали на ключ, чтобы друзья и родные не могли украсть тело и похоронить его по-христиански. Сомневаюсь, что других преступников это останавливало, но случайные прохожие пугались будь здоров.
– А кого казнили?
– Да любого, кому не повезет! Триста лет назад смертью каралось больше двухсот видов преступлений. Включая разъезды в компании цыган в течение месяца и дольше, кражу овец – и, кстати, чего угодно, что стоило дороже двенадцати пенсов, – и рассылку писем с угрозами.
Оливер набрал воздух в легкие, чтобы продолжить перечисление, но тут вмешалась Мойра:
– Насчет смертных казней Оливер прав, но в этих краях в клетке вывешивали только убийц. Поэтому один и тот же труп мог провисеть лет двадцать. Убивали у нас нечасто. А вот и Чертов переулок! – объявила она, видимо пытаясь перевести разговор на менее мрачную тему: – Местные говорят, что ясными ночами тут можно увидеть, как за тобой бежит Черный Черт. Это такая волшебная собака. В такую ночь, само собой, надеяться не на что.
– Ну, мы-то сами его ни разу не видели, – вставил Оливер. – Даже в ясную погоду.
– И это очень хорошо, – подхватила Мойра. – Потому что кто его увидит, тот умрет.
– Сандра Уилберфорс клянется, что видела его, – и до сих пор здорова как лошадь.
Тень улыбнулся.
– А что он делает, этот Черный Черт?
– Ничего он не делает, – сказал Оливер.
– Еще и как делает! – возразила Мойра. – Он идет за тобой до дома. А потом проходит немного времени, и ты умираешь.
– Вроде ничего страшного, – заметил Тень. – Ну, не считая последнего пункта.
Между тем они уже дошли до конца переулка. Дождевая вода текла рекой, перехлестывая через тяжелые туристические ботинки. Тень спросил:
– А как вы познакомились?
Он уже знал, что такой вопрос едва ли сочтут невежливым, когда имеешь дело с парой.
– В пабе, – ответил Оливер. – На самом деле я просто приехал сюда отдохнуть.
– Я тогда была не одна, – добавила Мойра. – Но у нас с Оливером случился бурный роман, и мы сбежали от прежней жизни. Никто от нас такого не ожидал.
Они и впрямь непохожи на людей, способных так потерять голову, подумал Тень. Но, в конце концов, у всех свои причуды. Он пожалел, что задал этот вопрос: теперь и самому надо было что-то сказать.
– Я был женат. Моя жена погибла в автокатастрофе.
– Как печально! – сказала Мойра.
– В жизни всякое бывает, – пробормотал Тень.
– Когда придем домой, я сделаю нам всем по виски-маку, – пообещала Мойра. – Это виски с имбирным вином и горячей водой. А еще мне надо будет принять горячую ванну. В такую погоду жуткую смерть подхватить можно, не то что простуду.
Тени представилось, как он протягивает руку и подхватывает смерть, словно мячик. Его передернуло.
Дождь припустил с новой силой, и внезапная вспышка молнии высветила окрестный пейзаж с необычайной отчетливостью: каждый серый камень в кладке стены, каждая травинка, каждая лужица, каждое дерево – все на мгновение озарилось ослепительным светом и тотчас вновь утонуло в непроглядной тьме, оставив перед глазами Тени яркие отпечатки.
– Вы это видели? – спросил Оливер. – Черт знает что такое!
В небе заворчал и раскатился гром, и Тени пришлось подождать с ответом, пока тот не стихнет.
– Я ничего не видел, – наконец произнес Тень, но тут полыхнула еще одна молния, и ему показалось, что на одном из дальних полей движется в сторону от них какая-то фигурка. – А, вон там? – спросил он.
– Это осел, – сказала Мойра. – Просто осел.
Оливер остановился.
– Не надо было идти этой дорогой, – заявил он. – Надо было вызвать такси. Мы сваляли дурака.
– Олли, – сказала Мойра. – Успокойся. Мы уже почти пришли. Подумаешь, дождь! Не сахарные, не растаем.
Вспыхнула очередная молния. Прежде чем снова наступила тьма, Тень успел бросить взгляд на дальнее поле, но там уже ничего не было. Тень повернулся к Оливеру – и обнаружил, что рядом с ним под зонтиком тоже никого нет. Фонарик Оливера валялся на земле. Тень поморгал, чтобы скорее восстановить ночное зрение, и огляделся вокруг. Коротышка лежал на обочине, свернувшись клубком в мокрой траве.
– Олли? – Мойра наклонилась над ним, зажав зонтик под мышкой. Посветила ему в лицо своим фонариком. Потом посмотрела на Тень. – Нельзя его тут оставить, – смущенно сказала она. – Такой дождь…
Тень поднял второй фонарик, сунул его в карман, передал свой зонтик Мойре и взвалил Оливера на плечо. Тот оказался нетяжелым, а Тень был крепкий парень.
– Далеко еще?
– Нет, – ответила Мойра. – Уже совсем рядом.
Дальше они шагали молча. Оставив позади кладбище на краю общего выгона, они вошли в деревню, и Тень увидел свет в окошках серых каменных домов. Вскоре Мойра свернула к дому, стоявшему в стороне от главной улицы. Тень шел следом. На входе Мойра пропустила его вперед и придержала дверь.
Кухня оказалась просторной и теплой. У стены стоял уютный диван, заваленный журналами. Правда, Тени пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о балку. Он снял с Оливера дождевик и бросил на пол (с плаща тут же натекла лужа), а самого Оливера уложил на диван.
Мойра набрала воды в чайник.
– Может, вызвать «Скорую»?
Мойра покачала головой.
– А что, с ним такое часто бывает? Чтобы вот так шел-шел – и вырубился ни с того ни с сего?
– Иногда, – ответила она, доставая кружки с полки. – Ты не волнуйся, это ненадолго. У него нарколепсия. Если его внезапно удивить или напугать, он просто падает и засыпает. Скоро он проснется. И захочет чаю. Так что виски-мак на сегодня для него отменяется. После такого он иногда не очень соображает, что с ним и где он. Но иногда, наоборот, помнит все, что с ним происходило. И терпеть не может, когда вокруг него разводят лишнюю суету. Рюкзак можешь поставить вон там, у плиты.
