– Да.
– Встретили моих ребят?
– Да.
– И что скажете?
– Мне бы не захотелось с ними связываться.
Смит ухмыльнулся:
– Вы же такой здоровяк? Вы сумеете за себя постоять.
– Они убийцы, – просто ответил Тень.
– Лишь по необходимости, – сказал Смит. Он больше не улыбался. – Может, побудете у себя? Я крикну, если понадобитесь.
– Конечно, – сказал Тень. – А если не понадоблюсь, выходные будут проще простого.
Смит посмотрел на него в упор:
– Вы свои деньги отработаете.
По черной лестнице Тень поднялся в длинный коридор на самом верху. Вошел в комнату. Снизу доносился шум вечеринки, и Тень выглянул наружу. Французские окна напротив были распахнуты, и гости, теперь в перчатках и шубах, с бокалами вина высыпали во внутренний двор. До него долетали обрывки разговоров, они преображались и видоизменялись, звуки слышались отчетливо, но слова и их смысл терялись. Временами из общего шелеста вырывалась отдельная фраза.
– А я ему говорю, таких судей, как вы, я не покупаю, а продаю…
Тень услышал женский голос:
– Он монстр, милочка. Совершеннейший монстр. Ну что тут поделаешь?
А другая женщина говорила:
– Если б я могла сказать то же о моем друге! – и взрыв смеха.
У него было два варианта. Он может остаться или попытаться уйти.
– Я остаюсь, – вслух сказал он.
VI
То была ночь опасных снов.
В первом сне Тень снова был в Америке, стоял под уличным фонарем. Поднялся по лесенке, толкнул стеклянную дверь и вошел в закусочную – такую, что прежде была вагоном-рестораном. Он слышал, как старик скрипучим басом поет на мотив «Красавчик мой за океаном»
[63]:
Мой дед продает резинки матросам.
Проткнет булавкой – а сам ни при чем.
А бабка – та вытравит плод без вопросов…
Боже, деньжонки текут ручьем!
Тень прошел вдоль вагона-ресторана. За столиком в конце сидел седой старик с бутылкой пива в руке и распевал: «Деньги, деньги, в деньжатах купаемся мы». Завидев Тень, он расплылся в широкой обезьяньей ухмылке:
– Садись, садись, – и махнул бутылкой.
Тень сел напротив старика, которого знал под именем Среда.
– Ну, и в чем беда? – спросил Среда, вот уже два года как мертвый – насколько бывают мертвы ему подобные. – Я бы предложил тебе пива, но обслуживание здесь ни к черту.
Ничего, сказал Тень. Он не хочет пива.
– Ну? – Среда поскреб в бороде.
– Я в большом доме в Шотландии с чертовой прорвой богачей, и они что-то затевают. Я в беде, но не знаю, что за беда. По-моему, дело серьезное.
Среда отхлебнул из бутылки.
– Богатенькие не такие, как мы, мой мальчик, – помолчав, возвестил он.
– И что же это значит?
– Ну, для начала большинство из них наверняка смертны. Тебе-то волноваться не о чем.
– Не морочь мне голову.
– Ты-то не смертен, – продолжал Среда. – Ты, Тень, умер на дереве. Умер и вернулся.
– И что с того? Я даже не помню, как мне это удалось. Если меня сейчас убьют, я так и останусь мертвым.
Среда прикончил пиво. Потом взмахнул бутылкой, будто управлял невидимым оркестром, и пропел следующий куплет:
Мой братец-монашек спасает шлюшек.
Содержит Святой Магдалины приют.
За грош он вам сдаст блудницу из лучших —
Боже, деньжонки так и текут!
[64]– Помощи от тебя никакой, – сказал Тень. Вагон-ресторан превратился в купейный и грохотал в снежной ночи.
Среда отставил пустую бутылку и вперил в Тень свой настоящий глаз – тот, что не стеклянный.
– Все дело в паттернах, – сказал он. – Если они считают тебя героем, то ошибаются. Когда ты умрешь, Беовульфом, Персеем или Рамой тебе уже не стать. Совсем другие правила. Шахматы, а не шашки. Го, а не шахматы. Понимаешь?
– Ни черта, – разочарованно ответил Тень.
Люди в коридоре большого дома пьяно и громко топают, шикают друг на друга, спотыкаясь и хихикая, нащупывают дорогу.
Слуги? Или гости ищут трущобных приключений? Однако сны завладели Тенью снова…
Он вновь стоял в обветшавшей лачуге, где вчера укрывался от дождя. На полу – тело мальчика лет пяти, не больше. Голое, навзничь, руки-ноги раскинуты. Вспышка ослепительного света. Кто-то прошел сквозь Тень, будто его тут и не было вовсе, и поправил руки мальчика. Снова вспышка.
Тень догадался, что мужчина фотографирует. Доктор Гаскелл, стальновласый человечек из бара при гостинице.
Тот достал из кармана белый бумажный пакет, что-то выловил из него и закинул в рот.
– Цветные помадки, – сказал он ребенку на каменном полу. – Ням-ням. Твои любимые.
Он улыбнулся, присел на корточки и опять сфотографировал мертвого мальчика.
Тень протиснулся сквозь каменную стену домика, ветром просочился в щели между камнями. Полетел к берегу. На камнях разбивались волны, и Тень заскользил над водой, над серыми морями, вверх-вниз по волнам к кораблю из ногтей мертвецов.
Корабль был далеко, в открытом море, а Тень несся над водой тенью тучи.
Корабль был огромным. Как же Тень раньше не понял, какая это громадина? Рука протянулась к нему, схватила за локоть и вытащила из моря на палубу.
– Возврати нас домой, – сказал голос, гулкий, как прибой, настойчивый и яростный. – Возврати нас домой или дай нам уйти. – На заросшем лице горел единственный свирепый глаз.
– Я вас тут не держу.
На палубе стояли великаны, высоченные люди, сотканные из теней и замерзшей водяной пыли, порождения пены и снов.
Один, выше других, рыжебородый, выступил вперед.
– Мы не можем высадиться, – прогрохотал он. – Мы не можем уйти.
– Отправляйтесь домой, – сказал Тень.
– С нашим народом мы приплыли в эти южные земли, – сказал одноглазый. – Но он нас оставил. Они пожелали других, ручных богов, и в сердцах своих от нас отказались, и предали нас.
– Отправляйтесь домой, – повторил Тень.
