– И где она сейчас?
– При матери, в Ташкенте… Что с тобой, Лаврик?
Лаврик сидел, вытаращив глаза. Наконец-то проснулась память этой жизни: скромная свадьба и дальнейшая семейная жизнь. Студентка и продавщица Октябрина пробежала здесь краешком, они и виделись-то два раза, на ходу, а главной его любовью была Ангелина. Вспомнил, как его вызвали «куда надо» и тот же опер Цындяйкин выспрашивал, отчего его жена скрывает своё графское происхождение, и как лихо он его отбрил …А дальше всё было, как и в той жизни: поездка в Ленинград, и арест.
Вдруг сообразил, что если его жена – урождённая Апраксина, и родила от него сына, то его правнук Глеб по этой династической линии – потомок того графа Апраксина, которого сам Глеб стриг и брил во времена царей Александра и Николая Павловичей.
– …Нам в начале войны сообщили, что ты погиб, – продолжала мамочка. – Какой-то, вроде, эшелон разбомбили. Вот было горе! Не знали, что делать. Ну, они все уехали в Ташкент, нас тоже собирались эвакуировать, и вдруг говорят, что ошиблись, и ты жив.
Лавр кивал ей, изображая радость. Он, раз уж подумал про Глеба, вспомнил и о том, этот Глеб жив прямо сейчас, в этом пласте истории. Спросил у мамочки, известен ли ей парикмахер по имени Глеб, с угла Чистопрудного и Покровки.
– Да, – скривилась мама. – Понимаю, о ком ты. Был такой противный старикашка. Когда тебя арестовали, таким подлым говорком выспрашивал, куда ты делся. А какое ему дело? И я нашла хорошую парикмахерскую на Сретенском бульваре, в доме углом к Милютинской… или как там… переименовали её.
Баба Нюра позвала их пить чай. Она в честь возвращения Лавра приготовила пирог.
Через несколько дней, продолжая восстанавливать свою «здешнюю» память, Лавр насел на дядю Ваню:
– Как дела у Валдиса Бондарса?
– Кто такой?
– Твой друг старинный! Секретарь обкома Южно-Уральской области.
– Хм… Странно, образованный юноша, а не знает, что в РСФСР сроду не было Южно-Уральской области. А есть Оренбургская и Челябинская. В которой из них этот – как ты сказал? – секретарём обкома?
– Валдис Бондарс! Вы вместе воевали под Симбирском.
– А, тот Бондарс! Какой же он, к бесу, секретарь обкома? Я его мало знал. Не скажи ты про Симбирск, и не вспомнил бы. Он там чем-то командовал, и его убили, а я со своим бронеотрядом отвечал за безопасность, и меня за то, что не обеспечил, сняли, а потом сослали руководить полиграфическим техникумом. – Он закашлялся: – Кхе, кхе. Думаю, если б этого растяпу не убили, то был бы я сейчас членом ЦК партии.
– А твой друг Кондратий? Не помню фамилии. Где он?
– Кондратий? Который?
– Вы вроде в Стокгольме на съезде вместе были…
– Понял! Супрун его фамилия. Были мы с ним на съезде, да. Я там первым делом познакомился с Феликсом, с Дзержинским. Ему тогда и тридцати не было! А возле него крутился этот Кондратий, совсем юный, двадцать два годика, и выспрашивал, как Феликс бегал из ссылок. Надеялся, это поможет, если его вдруг сошлют, и придётся бежать. А где Кондратий теперь, чёрт его знает.
– Ты раньше говорил, что сам вместе с Дзержинским бегал из ссылок!
– Да? Вместе? Ну, и что ж. Бегали. Только бегали из разных мест. И в разное время.
– Ах, история! – воскликнул Лавр. – Меняется, как хочет.
– Спросишь, откуда я про их возраст узнал? – скрипел старик. – А я был в мандатной комиссии членом! Вёл списки, проверял документы. Сначала в мандатную хотели Феликса двинуть, но ведь он представлял социал-демократов Польши и Литвы, а не России. Значит, его забаллотировали. Сидел он рядом со мной, и предложил меня. Ты, говорит, самый грамотный. И это правда. Там были в основном рабочие, а типографские из всех рабочих – всегда самые грамотные…
За следующую неделю Лавр успел переделать довольно-таки много дел. Отправил письмо в Ташкент жене Елене. Встретился с Ветровым. Тот напомнил, что когда-то Лавр предсказал точный месяц освобождения Крыма. Это сбылось, и Берия тут же распорядился освободить самого Лавра. Цени, дескать!
Получив от него бумагу, что в связи с государственной необходимостью Гроховецкий Л.Ф. был задействован по линии НКГБ, Лавр явился в Бауманку и убедил ректора, что будет правильно, если ему выдадут диплом. Он ведь покинул вуз незадолго до окончания! Ректор согласился, потому что не хотел связываться с «компетентным органом», но попросил сдать экзамены по профильным дисциплинам.
Когда Лавр в очередной раз попал в институт, на него набежал полковник Тюрин, и пристал с разговорами. Оказалось, он вербует кадры для командировки в Крым. Сказал:
– Наши дорожки опять пересеклись. Но если в тот раз я помог тебе – без меня ты вряд ли быстро попал в Москву, то теперь ты поможешь мне.
– Чем же я, Анатолий Михайлович, могу быть вам полезен?
– Не мне, а Отчизне. Фашисты, знаешь ли, основательно разрушили Крым. Надо восстанавливать электростанции, водоснабжение, транспорт и города. А прежде всего, провести широкое разминирование.
– А я что могу?
– Нужны инженеры, вообще любые технари. А тебя я знаю! Наблюдал за твоей учёбой, и за работой студенческого КБ. Этот бездарный ученический клуб ты на моих глазах превратил в серьёзное предприятие, имеющее научно-прикладное значение. В общем, не принимаю никаких возражений. Через неделю едем.
Намёки Лавра, что он может зачем-нибудь понадобиться НКВД/НКГБ, полковника не убедили. Похохатывая, он сказал, что если Лавром заинтересуются «органы», то лучше всего немедленно исчезнуть.
– Оформим тебя военнослужащим, – убеждал он. – Возьмём на довольствие. Поверь, в армии надёжнее, чем на гражданке.
– Я жену с ребёнком вызвал из Ташкента. Скоро должна ехать.
– Перенаправь её в Крым. Там тепло, и море. Если у ребёнка диатез, лучше купаний в море ничего нет. Я до войны со своим проверял. У твоего есть диатез?
– Не знаю.
– Хорош папаша!
Пришлось вторично встречаться с Ветровым.
– В Крым? – удивился тот. – Хотя, да, помню! Ты желал оказаться там, когда мы зимой с тобой… и когда я обещал выполнить любую твою просьбу… Хм…
В общем, против поездки Лавра он не возражал, только просил сообщать ему или крымским органам, если придётся переезжать куда-то ещё.
– Пойми правильно: мы отслеживаем твои перемещения не в качестве надзора.
– Ха-ха!
– Да, мы заботимся о тебе, как о нашем помощнике!
Говоря это, Лёня от старания выглядеть честным даже глаза вытаращил. А потом засмеялся и объяснил, что Берия охладел к теме предсказания будущего. У него много работы, а сны Лавра, по большому счёту, для политики страны бесполезны, ни на что не влияют. Но прогнозы Лавра точны и нарком хочет сохранить связь с «этим Гроховецким».
