Когда в их монастыре появился послушник Иона, Лавр крутил в голове комбинации усечённых икосаэдров
[178], пытаясь в каждый вписать несколько тетраэдров, чтобы вершины их совмещались бы с вершинами икосаэдра. Куда и как в этой размерности могут перемещаться объекты, имманентные разным фигурам?..
Как-то зимой сидел он в своей келье-пещере, разведя огонь в камине и занавесив вход коровьей шкурой, и болтал с послушником Ионой. Они теперь общались по-дружески, хотя Иона по-прежнему считал «потомка» Базана более умным и опытным пришельцем из XXII века, и Лавр ему в этом не мешал, а даже подыгрывал.
– Всякую Вселенную можно рассматривать как вращающийся осциллятор
[179], но и как волну, – вслух размышлял Лавр. – Однако наша Вселенная может быть элементом множества Вселенных! И тогда, двигаясь по грани икосаэдра… тьфу, по лучу времени, своеобразно расположенному к другим Вселенным… Хотя, с чего бы? Надо ли в этом случае вообще говорить об ориентации?.. Как ты думаешь, сын мой?
– Не знаю, отец Базан.
– С другой стороны, физическое тело может перенестись, предположим, в виде волны из одной Вселенной, а в другой обрести тело. А? Чего головой трясёшь? Мы-то двое уж точно сюда откуда-то перенеслись.
– А я думаю, – сказал Иона, – что здесь мы имеем подтверждение Писанию. Если в одной Вселенной тело умирает, то душа попадает в другую. То есть в рай. Или ад.
– Крепко тебя ударило! – посочувствовал Базан. – Смотри, излишнее увлечение Писанием сведёт тебя с ума даже быстрее, чем меня – увлечение темпоральной физикой.
Иона засмеялся:
– Да я это ради поддержания разговора… А о практике перехода спрошу вот что. Тебе наверняка известно, что киношники снимают много фильмов о путешествиях в прошлое и будущее. А как герой этих фильмов попадает туда и обратно? В моей родной эпохе режиссёры уже не заморачиваются этим вопросом. А когда-то, в старых фильмах, вроде Back to the Future, чтобы попасть в прошлое, обязательно надо было достигать огромной скорости.
– А, Back to the Future! – обрадовался Лавр, которому про этот фильм рассказывал правнук Глеб, когда они жили при дворе Ивана Грозного. – Это про дока Брауна и Марти Макфлая!
– Да. У нас он до сих пор популярен. Хотя показывают редко.
– Там, где живу я, вообще не показывают, – скривился Лавр.
– Понятно, для ваших времён это уже, наверное, совсем архаика… Так вот. В том фильме, чтобы попасть в прошлое или будущее, надо быстро мчаться в машине. Восемьдесят восемь миль в час, кажется. А в других фильмах прыгают вниз, например, в четвёртой части Men in black, или в кино про Кейт и Лео. Видел их?
– Нет, но мне рассказывали.
– Почему такая технология перехода?
– Не знаю. Если сценаристы знакомы с общей теорией относительности Эйнштейна…
– Кто знаком с теорией Эйнштейна? – удивился Иона. – Сценаристы? Не смеши!
– Мало ли… Если знакомы, то могли подумать, что движение героя относительно Земли с ускорением, в машине или в прыжке, связывает его с планетой через гравитацию. Тогда он, переместившись во времени, перенесётся и в пространстве, то есть останется на Земле. А без этого герой – думают они – попадёт в ту точку Вселенной, где Земли нет, она туда ещё не прилетела, или уже улетела, и снимать кино будет невозможно. Понял?
Иона помотал головой:
– Проще застрелиться.
Весной в их монастырь приехал на ослике епископ Макарий, представлявший в Тавридском Салачике цареградского патриарха. Отец Варсоний тако сказал об этом визите: «Свершилось немыслимое». Их обитель не подчинялась никакому епископу или патриарху. Для Царьграда они были беглецами, для патриархата – еретиками.
Но Христом завещана любовь, а дьяволом любопытство: посмотреть на гостя повылазили из своих нор все.
Паче чаяния, епископ не стал предавать их анафеме, а напротив, одарил книгами и парчой для облачений, кои отец Варсофий с благодарностию приял, отдарившись чудесной иконой, писанной одним из монахов.
Но не обошлось без недоразумений! Лавр позже со смехом вспоминал, сколь гневно пресек отец игумен попытку всучить ему будто бы шу́йцу
[180] апостола Петра в серебряной раке. «Нет в Писании указаний на святость бренных останков!» – сказал он. «Мы веруем не в чудеса от мощей, а единственно в служение людям во славу Исуса». И если, де, Макарий так хочет избавиться от оной части костяка Петра, то пусть передаст её иноку Базану, и тот со всем уважением кинет артефакт в костницу, где ему самое место.
Увлечённо слушая компетентных в богословии мужей, Лавр не сразу обратил внимание, что кто-то дёргает его за рясу. Оказывается, то бесился послушник Иона.
– Отец Базан, – прошептал Иона, – этот Макарий вовсе не Макарий, а наш тайвер отец Мелехций. Неспроста он приехал! Надо нам исхитриться, и с ним поговорить.
– Иди, и говори, – ответил Лавр. – А я тут при чём?
– Как же! Ведь, по плану, мы найдём ходока, а ты будешь его тестировать. Снимать параметры. Мы с отцом Мелехцием здесь ради этого, и он старший!
– А! – сообразил Лавр. – Ты про коллегу, который определит время реальной жизни ходока? Это не я. Тот совсем другой. Он бестелесный призрак, похож на святого с нимбом над головой, проходит сквозь стены и закрытые двери. Суёт руки в твою голову. А я тут просто наблюдатель.
– А почему же ты к отцу Мелехцию идти не хочешь?
– Зачем? Русского ходока ты не нашёл. Призрака с нимбом нет. Наконец, ваш Мелехций мне не начальник.
Пока они шептались, игумен выделил Макарию угол для ночёвки, и предложил, чтобы ему прислуживал бы кто-то из монастырских послушников. Епископ без колебаний указал на Иону. И за сим все разошлись.
Ближе к ночи, после вечерней трапезы и пения канонов Иона покричал под пещерой Лавра, потом залез по скинутой тем верёвке наверх, и опять пристал к нему с разговорами:
– Чудны дела Господа! – сказал он. – Отец Мелехций тут много лет, постоянно рассылает агентов, мониторит обстановку. Про меня – как меня кит выплюнул, он узнал от торговца рыбой. А о тебе впервые услышал от меня. И удивился, что ты рассказал мне, каков обликом фантом-хронолокатор из будущего! Сказал: зачем же они нам запретили говорить об этом нашим тайверам?.. Ещё сказал, что фантом-призрак явится, когда мы тут все умрём, проснёмся в лаборатории и напишем отчёт, указав, что здесь был ходок. И тогда мы тут, пока живы, его увидим.
