– Но согласитесь, сэр, что индийцы…
– Не соглашусь. Извольте соответствовать. Это приказ.
– Есть, сэр! – Хакет щёлкнул каблуками и вытаращил глаза.
– Завтра я извещу начальство и организую совещание.
– Разрешите доложить, сэр! – гаркнул Хакет. – В прошлый раз, когда Эл Маккензи изменил мир, предотвратив спасение русского императора Павла, начальство тоже приглашали на совещание! Без всякой пользы для дела, сэр!
[14]
– Не нам решать, Хакет!
Далее директор пожелал узнать про отца Мелехция и Маккензи, но полковник мог рассказать лишь о том, что когда его отправляли изображать духа на спиритическом сеансе у Корнилова, одновременно – чтобы выбрать выделенный на этот день лимит энергии – в совместный тайвинг отправились отец Мелехций и Элистер Маккензи.
– Какое задание имели этот отец и его напарник?
– Они ловили русских ходоков во времени. Подробностей не знаю.
– Продиктуйте имена отца и его напарника Джону Смиту, а вы, Смит, организуйте поиск указанных лиц по всем доступным источникам. Идите работать, Хакет! Отчёт сдадите завтра вечером, на полную версию даю вам неделю.
Через два дня состоялось совещание. Присутствовала мисс Дебора Пэм, помощник премьер-министра Великобритании. Она получила за столом почётное место.
К удивлению Хакета, с торца стола сидел и попивал минеральную воду профессор Гуц, изобретатель темпорального колодца: в его, Хакета, прошлом – в том, которого теперь не было – учёный погиб ещё даже до создания лаборатории Praeteritum project, которая, кстати, в той реальности называлась Tempi Passati.
Видеозапись совещания и письменный протокол вёл молодой Джон Смит.
Открыла заседание Дебора Пэм как представитель правительства.
– Я прочитала отчёт полковника Хакета, – поджав губы, сказала она менторским тоном. – Из него следует, что прежняя реальность была выгодна Британии, а вы изменили её к худшему! И в результате, что́ получили мы за наши деньги? Оказывается, это из-за вас Британия к середине XXI века превратилась во второсортную державу. Даже Соединённые Штаты влиятельнее нас! Половиной мира владеет Советский Союз! И это сделала ваша лаборатория, вмешавшись в события 1917 года.
– Мы можем объяснить, – скрипнул профессор Биркетт.
– Да, конечно. Прежде, чем доложить об этом безобразии премьер-министру – а он непременно сообщит королю – я выслушаю ваши объяснения.
Первыми получили слово историки. Один из них предположил, что руководство лаборатории пошло на акцию, желая избежать скатывания к корниловской диктатуре, а вместо этого сохранить в России демократическое правительство Керенского. Другой развивал идею нелинейности исторического процесса, употребляя такие слова, как «флуктуация», «странный аттрактор» и прочие подобные. Мисс Пэм резко заметила, что, дескать, оставьте эти сложности для научных дискуссий, а ей надо максимально простое и ясное объяснение, которое она могла бы доложить премьер-министру: почему реальность изменилась в пользу большевиков?
– Потому что, – сказал главный аналитик, секретный настолько, что имени его никто не знал, а в штатном расписании он был записан, как Историк Первый. – В результате вмешательства Лавр Корнилов не стал вводить войска в Петроград, а остановил их на подступах, и потратил несколько часов, пытаясь вызвать к себе в Ставку Керенского. А когда решился продолжить наступление, оказалось, что агитаторы правительства и Советов уже перетянули на свою сторону почти все войска, кроме Третьего конного корпуса и «Дикой дивизии», набранной из горцев Кавказа и дехкан Средней Азии.
Историк по имени Абдулла Джавдат дополнил картину, сообщив, что как раз в те дни в Петрограде проходил общероссийский мусульманский съезд. Муллы заявили о поддержке демократии, обратились к единоверцам с воззванием, и «Дикая дивизия» тоже прекратила наступление. Корнилов остался без армии, и вскоре был арестован.
– Не понимаю, как это помогло большевикам, – удивилась мисс Пэм.
– А вот как, – сказал ещё один секретный сотрудник, а именно Историк Второй. – Большевики единственные выставили против мятежников людей с оружием, свою Красную гвардию. И за три дня в эту гвардию и в их большевистскую партию записалось пятнадцать тысяч рабочих Петрограда. На этом красные подняли свой авторитет. Если раньше об их маленькой партии вообще мало кто знал, то теперь она выросла в два раза и получила большинство в Советах.
– Этого, конечно, наши коллеги из параллельной реальности не могли предвидеть, – сказал Историк Первый.
Один из участников совещания брякнул: «В общем, большевики оказались лучше всех», и вызвал бурю негодования. Кто-то закричал, что этот участник – сам коммунист, и не настучать ли ему по лысине. Директор Биркетт схватил бронзовый колокольчик и позвенел им, чтобы призвать участников к порядку. Когда все умолкли, он сказал, что надо соблюдать регламент, а не кричать с мест.
– Может быть, свободное обсуждение – это не так плохо? – спросила мисс Пэм. – У вас довольно интересно, хоть и шумно.
Биркетт пожал плечами, но спорить с начальством не стал.
– Да! – ухмыльнулся Хакет. Он был важной персоной: собрались-то из-за него, и потому мог наплевать на любой регламент. – В прежние времена, при бывшем директоре докторе Глостере, так и было. Свободное обсуждение. А сейчас, perbacco
[15], какой-то либерально-монастырский орден. Я люблю армейский порядок, но ведь здесь не армия.
А когда все окончательно успокоились, он обратил внимание на то, что в его «прошлой жизни» помощником премьера была отнюдь не мисс Дебора, а некий Джон Макинтош, однокурсник технического администратора их лаборатории Сэма Бронсона. И как представитель премьера, сэр Джон одобрил акцию против генерала Корнилова.
Разумеется, этого Макинтоша никто не знал, кроме Сэма, который от Джона мгновенно открестился, заявив, что мисс Дебора в роли помощника премьера нравится ему больше, чем мог бы понравиться Макинтош.
– Джон хороший парень, – сообщил он, – только вряд ли бы он смог справиться со столь сложной работой, какую ведёт мисс Дебора. Максимум, на что его хватило – это писать пустые статейки для «Таймс». Вы все, наверное, их читали.
– Нет, – отказалась мисс Пэм. – Я вашего Макинтоша не читала, и не буду. Тот, кого мистер Хакет назвал бывшим директором – как его? доктор Глостер? – допустил вопиющую некомпетентность, организовав вредную акцию против Корнилова. Генерал, конечно, мог превратиться в диктатора, но это был бы наш диктатор. А ваш приятель Макинтош, способный только статейки пописывать, потворствовал вредной акции. Спросить бы с обоих, да закона такого нет. И где он, этот Глостер?
