– Лошадей нет на стройках, – объяснил ей Лавр. – Там грузовики теперь.
– Ой, у нас в колхозе есть грузовик! Только с ним-то я управляться не умею…
– И так просто тебя не возьмут, – сказал Лавр. – Приезжая! Зачем ты им.
– У мене справка от председателя. Сговорюся про работу, получу пачпорт. В газете адрес видела, улица Покровка, дом 17. Там требуются. Институт какой-то строють.
– Это от моего дома наискось! Покажу… А как же председатель тебя отпустил?
– Ишшо бы ему не отпустить! Я буду деньги мамке высылать. У нас там денег нет. Я немножко взяла на первое время, и нет больше. Мы продукцию на трудодни получаем, и иди, продавай на рынке. И крутись весь год. Много ли выручишь. А эти, совхозные, ишшо врут, будто им плохо. Им продукцию-то продавать не надо. А нам как без денег? Топор два рубли, ведро цинкованное, ты представь, шесть с полтиной. Это ж нам надо пуд яблок продать. А в совхозах зарплатки-то рубликов по сто пятьдесят. А то и двести. Каждый месяц! Ишь, устроились! И едут важные, будто величальную свечу проглотили. «Учи-и-ться бу-у-дем»! Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты. Я тоже хочу хорошо жить!
Больше всего Лавра заинтересовало, что там, где её белгородский колхоз, протекает речка Муром.
– Муром? – переспросил он.
– Да! И село наше Муром. У нас все знают, что Илья-то Муромец из сказки от нас шёл, сначала на Чернигов, потом на Киев. От нас и идти-то, чего там идти. А в книжках врут, будто он издаля откуда-то пёрся. С севера. Ой, ой. А мы знаем…
Лавр довёз её на метро до Чистых прудов, провёл до строительной конторы на Покровке, записал ей свой телефон, и оставил. Девка пробивная, сама устроится!..
Первая неделя июня в их квартире и в библиотеке прошла в хлопотах, связанных с днём рождения Пушкина. Лавра впечатлило сие действо. Да-а, думал он: празднование дня рождения поэта в рамках столетия его гибели – это юбилей фантасмагорический.
Советский народ был всерьёз потрясён масштабами празднования. Цитаты из Пушкина украшали стены и заборы. Его декламировали по любому поводу и без повода – в театрах, конторах, трамваях и школах. Все школьницы знали назубок письмо Татьяны Онегину. Все школьники охотились за последними томами полного собрания сочинений, где были не только незаконченные произведения и черновики, но также эротические стишки гения. Бесконечные митинги трудящихся, сопровождавшиеся славословиями поэту, породили фразеологизм: «А работать кто будет? Пушкин?».
Для всего коллектива библиотеки это была сумасшедшая неделя! По окончании матушка с сотрудницами и Лавр вместе с ними допоздна наводили порядок, возвращая это учреждение культуры в обычный вид. А когда, наконец, попали домой, каждый из соседей – Ангелина с мамочкой, и дядя Ваня с женой, выказали им свою приязнь и сочувствие.
– Надо бы сохранить методички, – озабоченно сказала мама, заваривая чай. Она всё ещё думала о Пушкине.
– Зачем?
– Через два года – в 1939-м, исполнится сто сорок лет со дня рождения Александра Сергеевича! Пригодятся.
– Новые напечатают, – успокоил её Лавр. Он взял отпуск и размышлял, где провести ближайшие две недели.
Москва – Муром – Москва, лето 1937 года
Утром позвонила Зина.
– Масквич, – сказала она своим южным сельским говорком, и без околичностей сразу перешла к делу. – Дай сто рублей.
Лавр выбежал к телефону неодетым, со сна. Он зевнул, почесал голую ногу и утомлённо спросил:
– Что там у тебя случилось?
– Председатель, гад, выписал неправильную справку. Не написал, что отпускает для устройства на работу. Надо ехать в Муром.
– Ага, в Муром, – оживился Лавр.
– Я устроюсь, верну с получки.
– Так, так. В Муром, значит.
– Так дашь, или нет?
– Слушай, подруга, возьми меня с собой.
– Это ещё зачем? – подозрительно спросила она.
– Интересует меня твой Муром. С историко-этнологической точки зрения.
– Чаво? Ты по-каковски со мне балакаешь?
– Нет, правда. Я оплачу тебе билеты туда и обратно, а ты мне покажешь эту реку. Которая Муром. По ней плавать-то можно?
– Куды там плыть! Махнул два раза, и уже переплыл. Тока окунуться разве.
– А лодки?
– Ну, рыбаки всякие на лодках. Да.
– Вот и сплаваем, глянем, что там к чему.
– Ой, не забивай мне паморотки. Мне справку надо взять!
– Не бойся, возьмём! Я надену галстук, посмотрю на твоего председателя сурово, и он сразу…
– Хи-хи-хи… «Галстук»! Это который на шею вяжуть?
– Да, да…
В тот же вечер они выехали, и утром были в Белгороде. Прежде, чем выходить из вагона, бойкая Зина повязала на голову косынку, и сразу обрела вид сельской простушки-скромницы. Потом на перекладных добирались до Мурома, причём последние несколько вёрст шли пешком. По пути она рассказала, что, оказывается, все лодки на реке кому-то, да принадлежат. Но некий дед уже старый, лодка его зря утопла у берега. Если выпросить у него вёсла, да подсушить евоную давно брошенную посудину, то для его, Лавра, целей сойдёт. Правда, про цели она сама не очень понимала.
Вряд ли он смог бы ей объяснить.
Когда-то все населённые пункты в бассейне Оки назывались Городцами. А по Волге чередой шли Сараи. Немалое количество топонимов необъяснимо повторялось на Западе и на Востоке. Если какое-то из них встречается в летописи – то, о каком речь?..
Теперь вот он обнаружил два Мурома. Один в низовьях Оки, там Лавр бывал. Второй, к которому сейчас стремилась его душа, был не только селом, но и рекой, которая впадала в реку Харьков, причём, по рассказам Зины, в месте впадения она была шире, чем Харьков. В старину могли считать, что это Харьков впадает в Муром, и тогда, значит, вся харьковщина оказывается муромской землёй. А выше по притокам этой водной системы легко пройти через водораздел к реке Десне, а та течёт через Чернигов, который посетил по пути в Киев русский богатырь Илья Муромец. Такая у Лавра была цепь рассуждений.
Но рассуждай, не рассуждай, а в село Муром они попадали почти в самую ночь.
– Я у вас заночую? – спросил он.
– Даже не думай! – испугалась она. – Я мамане и говорить не стану, что не одна ехала. И ты даже рядом со мной не ходи. Чтоб никто и не видел.
– Не понял!
– Я честная незамужняя девушка, балда! Чего тут понимать?
– А где же мне ночевать?
– А мне что? Я тебя до Мурома довезла? Довезла. Ночуй, где хочешь.
– Угу, понятно. А обратно в Москву ты пешком пойдёшь?
– А ты разве не дашь мне денег?
– Хе! Я честный неженатый балда. Какое мне дело до твоих проблем.