– Смотрите! Ещё один такой же!
– Geh weg! Raus!
[64] – крикнул ему Лавр, метнулся в сторону и пристроился возле другого дерева, где стоял уже какой-то хорошо одетый господин.
– Герр граф, посмотрите на него! – крикнул немец.
Незнакомец повернул голову, и Лавр тоже, продолжая начатое дело, глянул на лицо его мельком, потом внимательнее, и, не сдержавшись, воскликнул:
– Вот это кино! Не может быть!
– Кино? – произнёс незнакомец, по-русски и тем же голосом, каким говорил сам Лавр. Тот почувствовал, что по спине его побежали мурашки.
Некоторое время они поправляли одежду, молча глядя друг на друга. Только одеждой они и отличались, да ещё у незнакомца волосы и бородка были завиты по имперской моде. На бедре своём он имел узкий меч, уже почти шпагу.
[65]
Не сговариваясь, они пошли в сторону от дворца. Лавр подобрал комок снега и протёр себе руки. Второй сделал то же самое. Наверное, на сто вёрст вокруг не было никого, кто стал бы мыть руки после туалета – кроме них, разумеется.
– И кто ж ты таков, любитель синематографа? – спросил хорошо одетый господин.
– Лавр Гроховецкий, Москва, 1937 год, – представился Лавр. – Здесь кличут Гло́ба. Оружейник. А ты кто?
– Стас Гроховецкий, 1936 год, – сказал тот. – Здесь – Эрих фон Дубов, имперский граф. Посол его величества в Литве, Польше и прибалтийских Орденах.
– Я в такую встречу не могу поверить.
– Думаешь, мне легче?.. Хотя, да, легче. Я уже слышал про одного, который был, как я, но не я. Эдуард Гроховецкий, он же Эдик. Его мать и отец – мои.
– Их имена?
– Елена Эдуардовна и князь Фёдор.
– Моих родителей зовут так же.
Стас поцокал языком:
– Вот этого я никак понять не могу.
– Это мы успеем обсудить. Есть вопросы срочнее. Тот здоровяк, что нас видел, распустит слухи, а этим паразитам делать нечего, сразу пристанут: как так, одинаковые мы. Надо решить, что делать. Он тебя знает?
– Конечно! Это наш Янек. Он вроде тебя, оружейник. Починяет писто́ли, строит луки.
– Чех, что ли?
– Ага.
– Они наши пищали называют писто́лями?
– Ну, да.
Они обменивались обрывками фраз, прекрасно, впрочем, понимая друг друга.
– …С караванами торговыми обошёл весь мир. Меня обычно охоткой берут.
– …Чем дальше в прошлое, тем больше масса тела.
– …А попал я однажды к мамонтам, был маленьким…
– Ха! По сравнению с мамонтами!..
– Владею шпагой и боксом. Из лука хорошо стреляю.
– А я вот что заметил: справедливости в Азии больше, чем в Европе.
– Не люблю Европу. Бррр.
– А я однажды жил по документам того Эдика, который другой мы. Стал великим художником.
[66] Эдуард Грох – знаешь? Это я.
– Не знаю такого художника. У нас его нет.
– Ты просто не разбираешься в живописи.
– Может быть, – с сомнением сказал Лавр. – Но что делать? Что мы им скажем?
– Я поднялся из простых рыцарей. О предках им наплёл, что из обедневшего знатного рода. Фамилий не называл, проверять не проверяли, мой сеньор меня поднял просто по-дружески. Купил поместье, император произвёл меня в графы за заслуги.
– В простые рыцари тоже так просто не попадёшь! – усмехнулся Лавр.
– Да ладно. Зная, где ты есть, и что будет, никогда не пропадёшь. Ты ведь тоже при дворе монарха. – Стас оживился: – А я, кстати, даже став графом, не терялся. Завёл себе маленький торговый дом в Венеции, ввожу в Европу соль. А хочешь, расскажу, зачем я устроился послом в Литве и Орденах? Здесь янтарь добывают! А я его…
– Подожди. Мы проведём семинар по обмену опытом позже. Сейчас важнее выдумать легенду для этой публики. Может, мы братья, и меня цыгане украли? В детстве?
– В Европе пока нет цыган.
– Как так? Я же их видел. А, нет, это я их видел не здесь. Ну, тогда степняки украли. Продали в рабство… Тема для меня известная. Такого им наплету!
– Слушай, про рабство не надо: сразу к тебе отношение будет плохое. А степняки… На этой сходке несколько ханов. Обидятся, неудобно будет.
– Может, мы из генуэзского рода де Гизольфи? Их много по всему Востоку! Никому не удастся проверить.
– Н-нет, не пойдёт. Принадлежать к ним опасно: император помнит, что они перекинулись от гибеллинов ко гвельфам.
[67]
– А крымские де Гизольфи? Они от политики далеки, безобидные…
– Знаешь, Лавр, прямо здесь гостит хан Перекопский, а у него на генуэзцев зуб за то, что они Мамая сдали. А ещё, учти, у императора герольдмейстеры не за так хлеб едят. Они знают, что первые де Гизольфи были выкрестами из иудеев, а это всегда минус.
– А ты откуда знаешь, кем они были?
– Не в первый раз живу в Европе! Встречались.
– Тогда – графы Орси́ни?
Стас обрадовался, и не мог этого скрыть:
– Вот это в точку! Род знатный, дальше некуда – один из них прямо сейчас кардинал; а главное, этих Орси́ни – как блох на собаке. Богатые, бедные – всякие, и живут повсюду.
– Несколько ребят из этого рода были деспотами Эпира, и я им служил! – сообщил ему Лавр факт своей биографии. – Но веру православную они там сохранили, а это понравится Фотию.
– Очень хорошо. И, предположим, в детстве у нас был русский раб-воспитатель.
– Да, обязательно. Пусть мы научимся у него русскому языку.
– Теперь давай сочиним, где и как тебя украли, или ты заблудился.
– А зачем сочинять? Жили на берегу моря, напали турки, родители погибли, ты бежал в Европу, а я застрял в Азии. Занялся торговлей, примкнул к каравану, доехал до Москвы. Там меня обокрали – вот князю Василию будет стыдно! – пришлось идти на Арбат и наниматься в оружейники. Почти всё правда. И не проверишь: на подступах к Москве почти каждый второй караван грабят.
