Если к списку симптомов, перечисленных кардиналом, добавить высокую заразность, то получится почти идеальное описание болезни, о которой говорил монах Микеле да Пьяцца. Болезни, сошедшей с генуэзских галер в Мессине. «Дыхание распространяло инфекцию, и казалось, что жертвы сразу же поражались этим недугом и, так сказать, разрушались им. Они сильно кашляли кровью и после трех дней непрекращающейся рвоты, от которой не было лекарства, они умирали»
[867].
Описание Черной смерти Луиса Хейлигена также включает список симптомов кардинала. «Болезнь заразна в высшей степени, – писал Хейлиген. – Сначала у людей поражаются легкие и угнетается дыхание, и тот, кто заразился или даже просто стоял рядом, не мог убежать от болезни и прожить более двух дней. Было проведено вскрытие большого количества тел и обнаружено, что все они умерли одинаково – у всех были поражены легкие и отмечалось кровохаркание»
[868].
Соглашаясь с кардиналом Гаске, отрицатели чумы отмечают, что ни одно описание Третьей пандемии, составленное Индийской комиссией по чуме или другими западными учеными, не содержит списка симптомов, которые были бы сравнимы с теми, что были описаны братом Микеле и Хейлигеном, включая симптом высокой заразности, поскольку современная чума, пока она не переходит в легочную форму, передается через крыс и блох, а не от человека к человеку
[869].
Что касается описания бубонов, то они действительно появляются в отчетах как о Третьей пандемии, так и о Черной смерти. Но, как отмечает профессор Кон, главный Отрицатель чумы, средневековые и современные отчеты о чуме описывают бубон по-разному. При современной форме чумы в 55–75 процентов случаев бубон развивается в паху, а в 10–20 процентов – на шее
[870]. Поскольку щиколотка является наиболее доступной для укуса блохи частью тела, такое расположение бубонов вполне логично. Однако многие летописцы Черной смерти указывали на совершенно другое их место локализации. В отчетах XIV века бубон обычно располагается на теле выше, например, за ушами или на горле, в местах, до которых трудно добраться насекомому, даже если оно может прыгнуть на высоту в сто раз больше своей собственной.
• Гибель крыс. Поскольку крысиная блоха, X. cheopis, не нападает на людей до тех пор, пока местная популяция крыс не будет почти полностью уничтожена, теоретически вспышке человеческой чумы должна предшествовать массовая гибель крыс. И во время Третьей пандемии именно так и происходило. Гибель крыс перед вспышкой чумы была обычным явлением. Однако упоминания об этом факте в литературе о Черной смерти крайне редки
[871]. Некоторые ученые пытались объяснить это тем, что мертвые крысы были настолько обычным явлением на средневековых улицах, что летописцы просто сочли их недостойными упоминания. Мягко говоря, эта теория кажется в высшей степени невероятной. Если бы эпидемия масштаба Черной смерти была вызвана чумой, переносимой крысами, то на улицах было бы столько мертвых крыс, что люди обратили бы на это внимание и написали об этом.
• Заболеваемость легочной чумой. Болезнь, описанная монахом Микеле, Луисом Хейлигеном и другими средневековыми хронистами, схожа по симптомам с легочной формой чумы. Судя по частым упоминаниям в ранних описаниях чумы о кровохаркании и гиперконтагиозности, именно легочная форма, вероятно, была очень распространена в первые шесть – двенадцать месяцев Черной смерти, причем даже в тех регионах, где климат должен был быть для нее враждебным, например, на юге Средиземного моря. Напротив, в современных вспышках болезни легочная форма встречается редко. Некоторые ученые утверждают, что от 15 до 25 процентов случаев современной чумы принимают легочную форму. Однако во Вьетнаме было зарегистрировано только два процента подобных случаев
[872].
• Климат. Сама суть взаимосвязи климата и развития чумы вызывает недоумение. Вспышки чумы во время Третьей пандемии обычно были связаны с восприимчивостью к теплу переносчиков инфекции – крыс и блох
[873]. Вспышки редко случались во время жаркого сезона в Индии, когда погода была очень теплой и сухой, но когда этот сезон заканчивался, когда влажность повышалась, а температура снижалась, формировались условия, благоприятные для X. cheopis. Напротив, Черная смерть казалась в значительной степени невосприимчивой к климатическим воздействиям. Хотя, как отмечают Скотт и Дункан, Отрицатели чумы, в то время как вспышки несколько чаще случались в теплую погоду, в некоторых регионах Европы смертность достигала своего пика в декабре и январе
[874]. Y. pestis убила почти столько же жителей в холодной Гренландии, сколько в Сиене с ее умеренным климатом.
Прежде чем перейти к аргументам группы людей, которых можно было бы назвать Защитниками чумы, среди которых большинство историков и почти все микробиологи, следует упомянуть о двух недавних открытиях, сделанных группой французских ученых. Диагностика болезни по списку симптомов в средневековых хрониках или медицинских трактатах – излюбленная стратегия Отрицателей чумы – сопряжена с трудностями и неточностями. Карбункул у одного врача может быть чумным нарывом у другого. По сути, письменные свидетельства игнорируют тот факт, что болезни, как и люди, часто меняются со временем. Корь и сифилис сегодня выглядят и ведут себя иначе, чем когда они впервые поразили население Европы.
ДНК – гораздо более надежный инструмент диагностики. Вооружившись этим знанием, в конце 1990-х годов группа французских палеомикробиологов сняла пробу зубной пульпы с трупов, захороненных в двух чумных ямах на юге Франции, и подвергла ее анализу. Одна яма датируется периодом Черной смерти, другая – более поздней повторной вспышкой чумы. В серии статей, опубликованных в журнале «Proceedings of the National Academy of Sciences», французские исследователи сообщили об обнаружении ДНК Y. pestis в обоих образцах. Выводы французов теперь еще должны подтвердить исследователи из других лабораторий – это будет последний шаг на пути к научному признанию, – но Дидье Рауль, ведущий специалист проведенного ДНК-исследования, уверен в выводах своей команды. «Средневековая Черная смерть была именно чумой»
[875], – говорит он прямо.
