Из шумных портов Венеции и Генуи еще один ряд торговых путей шел на юго-восток через Средиземное море, к крупнейшим торговым городам Ближнего Востока, где воздух пах манго и пальмами, а по алебастровым улицам пять раз в день эхом разносился призыв к молитвам. В Александрии (Египет), Алеппо (Сирия), в Акко или Тире (Иерусалимское королевство) покупатель мог приобрести сахар из Сирии, воск из Марокко и Туниса, а также камфару, квасцы, бивни из слоновой кости, муслин, амбру, мускус, ковры и черное дерево из Квинлона, Багдада и Цейлона. Но увы, покупатель-христианин мог купить их только по недобросовестно высоким ценам. В Александрии местные сборы составляли триста процентов к цене индийских товаров, в дополнение к огромной наценке, которую арабские посредники добавляли к начальной стоимости
[153].
В начале тринадцатого века венецианцы, которые называли себя «правителями половины и еще четверти Римской империи»
[154], придумали хитроумный план, как обойти алчных арабов и наладить торговлю непосредственно с Востоком. Венецианские власти предложили группе французских крестоносцев свободный проход в Святую землю, а затем перенаправили их на восток, чтобы захватить Константинополь. И хотя план удался блестяще – венецианцам даже удалось украсть знаменитые четыре позолоченные лошади для собора Святого Марка, – Константинополь, где вскоре появилась база соперников-генуэзцев, находился все еще далеко от леса, меха и рабов Крыма и юга России, еще дальше от крупных торговых городов Центральной Азии, таких как Самарканд и Мерв, и бесконечно далеко от изумрудного города Ханчжоу.
Для «двух факелов Италии», как Петрарка называл Венецию и Геную, город на Босфоре был полон разочарований и тоски, но развязка была близка.
Согласно легенде, одним холодным утром 1237 года у стен Рязани, города у восточной границы средневековой России, из пелены тихо падающего снега появились три неизвестных всадника. Небольшая компания остановилась на мгновение, затем один из всадников с криком рванул вперед по заснеженной земле в сторону города. Люди, привлеченные шумом, собралась у городских ворот. «Ведьма», – сказал один из жителей города, указывая на всадника, который оказался удивительно безобразной женщиной. «Нет, – сказал второй житель города, – колдунья». Как утверждали оба, всадник метался из стороны в сторону, крича: «Десятину во всем! В лошадях, в людях, во всем! Десятину!»
[155].
Согласно второй версии, истории о Рязанской ведьме, женщина-наездница, очевидно, выбранная из-за того, что знала местный диалект, потребовала «десятину во всем» от русских князей, собравшихся тогда в Рязани. Но конец в обеих версиях один и тот же. Требование татар платить дань было отвергнуто, таинственная колдунья исчезла, а о визите вскоре все забыли.
Одним зимним утром несколько месяцев спустя город разбудил страшный грохот. Люди стали открывать двери и высовывать головы наружу, полуодетые мужчины высыпали на улицу. Кто-то кричал и показывал пальцами на восток, где на горизонте, на фоне рассветного неба, показалась черная полоса всадников, несущихся к Рязани. Детей в спешке попрятали под половыми досками и одеялами. Люди заперли двери, обнажили мечи и стали шептать молитвы. Коротконогие монгольские пони без труда преодолели земляные укрепления на подступах к Рязани, и утренние улицы заполонили беспощадные всадники с мечами. Люди кричали, части тел летели в разные стороны, а на свежем снегу собирались лужи крови. Шлейфы черного дыма поднимались в алое небо. Все утро и до полудня под тусклым зимним солнцем монголы методично и планомерно стирали Рязань с лица земли, убивая детей и родителей, девочек и мальчиков, стариков и молодых, князей и крестьян. Позже один русский летописец напишет, что население было убито «без различия по возрасту и званию».
События в Рязани были не первым появлением монголов в западной степи. Двадцать лет назад татары уже совершали короткий набег на средневековую Русь, но этот набег был скорее небольшой репетицией. После этого один новгородский летописец писал: «За наши грехи среди людей появились неизвестные племена. Один Бог знает, кто они и откуда пришли»
[156]. Рязань, напротив, была частью грандиозного замысла по завоеванию мира. Имя Чингисхан означает «Император человечества», и хотя к моменту падения Рязани основатель Монгольской империи был мертв уже десять лет, его захватнические амбиции жили в его сыновьях и внуках. После подчинения большей части северного Китая в 1210-х годах и Центральной Азии в 1220-х годах монгольское руководство провело в 1235 году курултай (великое собрание), на котором было принято решение идти на Запад.
Европа ничего не знала о курултае, но в 1230-е годы по степи на запад распространялось достаточно слухов, чтобы вызвать глубокое чувство беспокойства. Рассказывались истории об ужасных массовых убийствах в Центральной Азии, а после падения Рязани и других русских городов почти ежедневно появлялись слухи о вторжении татар. В 1238 году рыбный промысел в Ярмуте был приостановлен, потому что клиенты из Германии были слишком напуганы и отказывались отправляться в дорогу
[157]. В конце 1230-х годов непосредственная опасность стала очевидной, когда один из самых непримиримых врагов христианского мира, «Старец-горы», лидер фанатичных мусульманских «Ассасинов Ирана», по сообщениям, отправил посланника в Европу, чтобы предложить совместный альянс против татар
[158]. Правда это или только слух, для современников это событие было столь же шокирующим, как и подписание пакта Молотова – Риббентропа в современной истории.
9 апреля 1241 года, когда завоеванная Россия лежала в руинах, сильнейшие войска Европы собрались вместе на одном поле на территории Польши, чтобы встретить натиск монголов. После этой битвы татары отправили домой девять мешков с ушами противника. Два дня спустя в Мохи была разгромлена большая венгерская армия. Вскоре после этого в окрестностях Вены появилось небольшое татарское войско. Восточную Европу наполнили беженцы, а Западную охватила паника. В Германии ходили слухи, что татары – это Гог и Магог, два потерянных племени Израиля, устраивавшие погромы против евреев. Во Франции один рыцарь предупреждал Людовика IX, что монголы скоро будут у Соммы. В Англии монах Мэтью Пэрис предсказывал кровавую бойню невообразимых масштабов. Он говорил, что монголы «монстры, а не люди, бесчеловечные и жестокие, жаждущие и пьющие кровь, пожирающие мясо собак и людей и поражающие всех жестокостью и невообразимым ужасом»
[159].
