Дождь продолжался весь май и июнь 1316 года. В Кентербери толпы отчаявшихся людей собирались под мрачным, изборожденным тучами небом, чтобы помолиться о «скорейшем успокоении воздуха»
[188], но все было напрасно. В Броутоне ливневые дожди с такой силой прибивали пшеницу и ячмень к грязной земле, что стебли выглядели так, будто их пригладили утюгом. В Йоркшире заболоченные поля аббатства Болтон, измученные дождями, непрерывно лившими восемнадцать месяцев, полностью ушли под воду
[189]. Урожай ржи в 1316 году был на 85,7 процента ниже нормы. Второй подряд неурожайный год сломил сопротивление людей. Смерть от голода современники описывали как «самую жестокую и чудовищную», «преисполненную слезами», «самую неописуемую»
[190]. Истощенные человеческие тела были везде – в полуразрушенных хижинах и на лесных полянах, они плыли лицом вниз по затопленным полям, неслись по городским рекам, торчали из гор грязи и лежали наполовину утопленные в земле под размытыми мостами. В Антверпене крепкие грузчики кричали по утрам на весь город: «Мертвых вынести на улицу!»
[191] В Эрфурте, Германия, лоснящиеся от дождя трупы бросали в грязную канаву перед городской стеной. В Лувене в тележках «отвозили трупы несчастных людей на новое кладбище за городом дважды или трижды в день»
[192]. В Турне местный аббат Жиль Ли Мюизи жаловался, что «бедные нищие умирали один за другим»
[193].
Словно чувствуя человеческие страдания, животные в Европе тоже начали гибнуть в огромных количествах. Часть овец и крупного рогатого скота умирала от печеночной двуустки, другие, вероятно, от сибирской язвы. Но, наверное, самой распространенной причиной смерти была чума крупного рогатого скота – болезнь, при которой наблюдаются такие симптомы, как выделения из носа, рта и глаз, хроническая диарея и неконтролируемое желание постоянно испражняться. В дождливом июне и июле 1316 года повсюду, словно печальная музыка лета, слышны были измученные голоса умирающих животных, тщетно пытавшихся выжить на грязных пастбищах
[194].
Непривычное питание, испорченная пища и низкая устойчивость к болезням в целом также стали причиной гибели многих людей. По-видимому, весьма распространено было отравление спорыньей – эрготизм, о котором один английский монах написал: «Это болезнь дизентерийного типа, возникающая из-за испорченной пищи, от которой у человека болело горло или начиналась сильная лихорадка»
[195]. Однако это описание не вполне передает все ужасы эрготизма, который в Средние века назывался «огнем Святого Антония». Сначала грибок спорыньи, появляющийся в заплесневелой пшенице, поражает мышечную систему, вызывая болезненные спазмы, затем кровеносную систему, перекрывая кровоток и вызывая гангрену. В конечном итоге руки и ноги жертвы чернеют, разлагаются и отмирают, часто бывают галлюцинации, как при употреблении ЛСД. Если судить по голоду в Ирландии 1847 года, то можно предположить, что в Средние века наблюдался острый дефицит витаминов. В период с 1315 по 1322 год, когда дожди окончательно прекратились, у многих людей, должно быть, развилась деменция от пеллагры (дефицита ниацина) или слепота от ксерофтальмии (дефицита витамина А). Эпидемии тифа, вероятно, стали причиной смерти еще многих тысяч людей
[196].
Особенно «везло» тем, кто умирал от голода, когда на конечной стадии заболевания кожа становилась чрезвычайно хрупкой и приобретала коричневый оттенок, начинался обильный рост волос на лице и гениталиях, а желание жить ослабевало.
Джон Гилберт, чье имя исчезает из записей деревни Бруотон после 1314 года, возможно, умер именно такой смертью. Спустя несколько месяцев блужданий сквозь туман и дождь Джон, обросший и с глазами мертвеца, наверное, сел однажды в поле, посмотрел в небо и, как и тысячи других европейцев его поколения, решил, что бороться дальше больше не было никакого смысла.
«Великий голод», общее название для всех неурожаев, был огромной человеческой трагедией. В Англии умерло полмиллиона человек
[197], примерно от 10 до 15 процентов городских жителей Фландрии и Германии не пережили это несчастье
[198], так же как и большое, но неизвестное точно количество сельских жителей Европы.
Однако Великий голод, хоть и был разрушительным, был всего лишь предвестником грядущих ужасных событий.
Люди, пережившие Черную смерть, видели прямую связь между чумой и недоеданием, точно так же, как мы, современники, видим связь между курением и раком легких. Флорентиец Джованни Морелли объяснял пятидесятипроцентную смертность от чумы в городе сильным голодом, случившимся в центральной Италии годом ранее. По его словам, в сельской местности хлеба не было у двадцати человек из ста. «Подумайте, как истощен был их организм»
[199]. Француз Симон Кувин назвал недоедание служанкой чумы. «Тот, кто ел плохую, непитательную пищу, пал жертвой дыхания болезни»
[200], – замечал он. Однако многие современные историки ставят под сомнение связь между чумой и недоеданием. На каждый такой пример, типа Флоренции, они приводят контрпример, где потери от Черной смерти были умеренными или даже легкими, несмотря на недавно случившийся голод. Критики также указывают и на другое несоответствие. В годы между Великим голодом и чумой качество питания людей по факту несколько улучшилось. Отсюда возникает вопрос: как в таком случае питание могло стать предрасполагающим фактором для заражения Черной смертью?
Однако, возможно, критики не смогли найти связь между чумой и недоеданием, потому что они просто не там искали. Региональные вспышки болезни, которые произошли после Черной смерти – эпидемии 1366–1367 гг., 1373, 1374, 1390 и 1400 гг. – все они возникали в периоды острой нехватки продуктов питания
[201]. Более того, глубокое недоедание в годы Великого голода могло сделать миллионы европейцев более уязвимыми перед Черной смертью. «Голода в течение трех лет достаточно для того, чтобы сформировать долгосрочные разрушительные последствия для будущего благополучия новорожденных детей»
[202], – говорит историк из Принстона Уильям Честер Джордан, отмечающий, что неполноценное питание часто препятствует правильному развитию иммунной системы, в результате чего молодые люди на протяжении всей жизни подвержены болезням.
