Однако англо-французская Столетняя война – крупнейший, самый кровавый конфликт Средневековья – превратила шевоше в привычное и разрушительное оружие. Война началась в 1337 году, а за десятилетие до появления чумы в 1347 году англичане, ставшие настоящими профессионалами шевоше, стали применять эту тактику против соотечественников Дюбуа, уничтожая большое количество мирного населения. На протяжении 1340-х годов английские всадники, вооруженные острыми клинками, атаковали французские деревни, поджигали фермы и дома, насиловали и убивали мирных жителей и угоняли скот. В письме к своему другу итальянский поэт Петрарка, недавно посетивший находящуюся в состоянии войны Францию, несказанно удивился масштабам разрушений. «Повсюду жуткие разрушения, горе и опустошение, повсюду заброшенные, необрабатываемые поля, повсюду разрушенные и покинутые дома…повсюду оставались печальные отголоски нашествия англичан»
[235].
Еще больше трогает за душу рассказ французского короля Жана II об английском бесчинстве. «Многие люди убиты, церкви разграблены, тела уничтожены, а души загублены, девственницы обесчещены, уважаемые жены и вдовы опозорены, города, усадьбы и здания сожжены… Христианская вера деморализована, а торговля уничтожена. Эти войны принесли так много других бед и ужасных деяний, что о них нельзя рассказать, посчитать их или записать»
[236].
Хотя настоящее – не самое лучшее руководство к прошлому, некоторые исследования современного конфликта дают дополнительное понимание того, как война могла сделать средневековый мир более уязвимым для чумы. Предметом первого исследования, проведенного военными специалистами из США, является советская армия, сражавшаяся в Афганистане в 1980-х годах. Боевые потери русских в конфликте были довольно низкими – менее трех процентов, – но советская армия страдала от тяжелых заболеваний, особенно инфекционных. Трое из четырех солдат, сражавшихся в Афганистане – 75–76 процентов всей армии страны, – были госпитализированы по причине болезни. Некоторые солдаты болели даже бубонной чумой, но малярия, холера, дифтерия, инфекционная дизентерия, амебная дизентерия, гепатит и тиф были, во всяком случае, более распространенными.
Чем был обусловлен такой катастрофический уровень заболеваемости? Ответ кроется в самой природе военной службы. Согласно докладу исследователей, одним из важных факторов была военная гигиена. Среднестатистический русский солдат менял нижнее белье раз в три месяца, примерно с такой же периодичностью стирал свою форму и одеяла, пил неочищенную воду, не утилизировал мусор, испражнялся прямо возле своей палатки, а не в полевом туалете, и даже когда готовил на полевой кухне, мыл руки только после испражнения, когда офицер делал ему замечание. Важно отметить, что в докладе говорится, что боевой стресс, возможно, также сыграл роль в высокой заболеваемости. Как отмечалось ранее, стресс ухудшает функцию иммунной системы, снижая устойчивость к болезням. Это наблюдение, конечно, также относится и к мирным жителям, подвергаемым атакам мародерствующих армий.
Второе исследование американцев касалось Вьетнама, где в период между 1966 и 1974 годами примерно двадцать пять тысяч человек, большинство из которых были коренными вьетнамцами, заразились чумой
[237]. По данным медицинских чиновников армии США, одним из важных факторов, вызвавших вспышку заболевания, стали осадные условия на территории большей части страны. Зимой 1967 года группа американских врачей посетила одну из огневых баз. Там двадцать один человек болел чумой, и проверка быстро показала почему. Минометные и артиллерийские атаки Вьетконга переместили жизнь под землю. Солдаты – и во многих случаях их семьи – жили в грязных бункерах, чья теплая и влажная среда идеально имитировала нору грызунов
[238]. В ужасном состоянии находилась и личная гигиена. Никто не мылся, поскольку санитарные сооружения находились над землей, и по той же причине никто не пользовался полевыми уборными. Генуэзцам, осажденным в Каффе, и французам, осажденным в Кале накануне прихода Черной смерти, показались бы довольно знакомыми зловонные вьетнамские бункеры, заваленные человеческими фекалиями, остатками пищи и запятнанными кровью боевыми повязками. Работая в ужасных условиях, армейским врачам удалось спасти семнадцать заболевших чумой, но в четырех случаях болезнь была слишком запущенной, так что не помогли даже современные антибиотики.
Искоренение населения – еще одна особенность войны, связанная с тактикой шевоше и выходящая за ее пределы, – также оказало большую помощь Y. pestis во Вьетнаме. В 1969 году в деревне Донг Ха от эпидемии чумы пострадало более шестисот человек, большинство из которых были детьми. Опять же, армейские врачи США обнаружили повсюду крыс и блох, но на этот раз заражение вызвал дисбаланс ресурсов, а не осада. Маленькая Донг Ха неожиданно стала перевалочным пунктом для беженцев, направляющихся на юг из демилитаризованной зоны и на восток из Кхешани. Но в деревне не было санитарных ресурсов, чтобы справиться с таким потоком давно не мывшихся людей
[239].
Конечно, невозможно сказать с точностью, как и в какой степени эти три фактора – война, голод и отсутствие санитарии – способствовали распространению Черной смерти, но с некоторой уверенностью можно утверждать, что к тому времени, когда Y. pestis покинула Каффу в конце 1346 или в начале 1347 года, Европа уже по горло стояла в воде, которая все прибывала и прибывала.
Глава IV
Сицилийская осень
Сицилия, октябрь 1347 года
Средиземное море хранит в себе множество секретов. Это секреты его подводных гор – высоких хребтов, которые когда-то соединяли Тунис с Сицилией, а Испанию с Марокко. Это секреты его таинственного предка, моря Тетис, которое до появления Евразии со всех сторон соединялось с Великим Восточным океаном. Это секреты людей, погибших в водах Средиземноморья: братьев Вивальди, исчезнувших в бесконечности долгот и широт в поисках пути в Индию. И величайший секрет из всех: судьба больных чумой генуэзцев, которые сбежали из Каффы, зараженные «болезнью, скручивающей их кости»
[240].
