Однако столь быстрые действия властей в октябре принесли Генуе лишь немного дополнительного времени. В конце декабря в зимнем море у города появился второй зараженный флот. Неясно, откуда пришли эти суда, также генуэзского происхождения, – из Мессины, Константинополя, Крыма или откуда-то еще, – их визит, по-видимому, оказался смертоносным. Экипаж был «ужасно инфицирован», и, возможно, моряки очень хотели в последний раз взглянуть на свой родной город с его «изящным контуром стен» и «красивыми дворцами». И снова корабли были изгнаны «горящими стрелами и другими военными приспособлениями», но в этот раз все происходило слишком медленно. Во время этого второго визита, который может быть как раз эпизодом от 31 декабря, описанным в хрониках, чума проникла в город. После этого Генуя замолкает. Среди крупных итальянских городов в одной только Генуе не было ни одного летописца, описавшего бы те события. Единственная запись о жизни в городе зимой и весной 1348 года, о периоде Черной смерти, которая имеется в нашем распоряжении, – это заметка одного известного посетителя и несколько описаний отдельных примеров героизма и самопожертвования.
Одним из таких примеров была женщина по имени Симония, которая в конце февраля 1348 года ухаживала за своей подругой Аминигиной, доживавшей свои последние дни, мучительно умирая от чумы. Не обращая внимания на опасность для себя, Симония оставалась рядом с Аминигиной: меняла ее грязные ночные рубашки, держала ее за руку, когда она плакала, вытирала кровь, слюну и рвоту с ее губ. 23 февраля 1348 года умирающая Аминигина вручила Симонии небольшое денежное завещание. В этот же день в другой части Генуи, в своей конторе на одной из зимних улиц посреди охваченного чумой города нотариус по имени Антонио де Бенитио и его коллеги, Гвидотто де Брачелли и Доменико Тарриги, которые также остались в городе, оформляли завещания
[278]. Все они явно не такие герои, как патриарх Орто или женщина по имени Симония. Но в период массовой смертности, когда огромные суммы денег и имущество внезапно лишались своих хозяев, нотариусы, оформлявшие завещания и другие юридические документы, играли важную роль в поддержании гражданского порядка. Без нотариальных записей не может осуществляться организованная передача имущества от мертвых к живым, и результатом отсутствия таких записей стали бы хаос и беспорядок.
Во время эпидемии Геную также ненадолго посетила самая печально известная женщина в христианском мире: своенравная, красивая королева Джованна Неаполитанская и Сицилийская. Джованна, этакая смесь Скарлетт О’Хары и Лиззи Борден, оказалась в затруднительном положении. Тремя годами ранее, одним сентябрьским вечером ее муж, восемнадцатилетний Андрей Венгерский, был обнаружен свисающим с балкона с петлей на шее в лучах неаполитанского лунного света. В заговоре с целью убийства подозревались королева и ее любовник Луиджи из Таратино, человек такой необычайной физической красоты, что современники назвали его «прекрасным как день». Визит королевы в охваченную смертью Геную был вызван ее разгневанными венгерскими родственниками, которые недавно вторглись в Италию, преследуя ее, Луиджи и всех, кто помог им убить восемнадцатилетнего Андрея. В марте 1348 года, когда нотариус де Брачелли сидел за своим столом, составляя завещания, а горы тел росли вдоль «изящного контура стен» Генуи, прекрасная Джованна, в лучших традициях героини любовного романа, садилась на быстрый корабль в порту. Вскоре самая красивая пара христианского мира воссоединится в Авиньоне, где неаполитанская королева примет участие в столь печально известном судебном процессе, который на какое-то время затмит даже чуму.
О Черной смерти в Генуе мало что известно, хотя говорят, что если встать ночью в летней гавани под статуей Колумба, то можно услышать голоса погибших от чумы – но, конечно, это всего лишь стоны и скрип маленького прогулочного судна, качающегося на ночном ветру. Наряду с великолепной гаванью большим преимуществом Генуи были ветра. Они дуют на юг и запад – как раз в тех направлениях, по которым хотели идти средневековые генуэзцы, – до тех пор, пока не достигают того места, где стихают.
Считается, что треть из восьмидесяти-девяноста тысяч жителей города умерла от чумы, но, как и в случае с Сицилией, этого никто не знает точно.
Венеция, январь 1348 года
Генуэзский священнослужитель, сравнивавший своих сограждан с ослами, высказывал некоторые свои соображения и о характере жителей самого главного соперника Генуи – Венеции. «Венецианцы подобны свиньям, – говорил священнослужитель, – и поистине они имеют свиную природу, потому что, когда толпу свиней забивают, они все собираются в кучу и бегут прямо в руки того, кто их забивает»
[279].
Священник мог бы добавить к своему списку венецианских черт характера еще тщеславие. «Правительница половины и еще четверти Римской империи», Венеция любила хвастаться тем, что у нее самые холеные корабли, самые богатые банкиры, самые красивые женщины и самые бесстрашные купцы-авантюристы. «Там, куда можно добраться по воде», – говорил один местный летописец, там венецианцы всегда вели торговлю. Самым известным – и, по мнению большинства невенецианцев, самым бесстыдным – проявлением венецианского нарциссизма был дневной парад, устроенный городом после того, как Лоренцо Тьеполо стал дожем, или правителем города.
Парад начался великолепным утренним морским представлением. Весь венецианский флот, пятьдесят великолепных судов – палубы и мачты каждого усеяны ликующими моряками, а вздымающиеся паруса похожи на надутые щеки, – величественно скользили по устью гавани, словно это была процессия кардиналов. Затем в ослепительном свете адриатического полудня городские гильдии начали марш с площади Сан-Марко, за ними следовали две шеренги ярко одетых трубачей. Позади музыкантов шли мастера-кузнецы с венками на голове, а над их головами развевались яркие знамена, колышущиеся на ветру. Затем шли одетые в алый шелк торговцы мехами в накидках из горностая и ласки, за ними мастера-портные в белых одеждах с темно-красными звездами, золотых дел мастера, укутанные в блестящую золотую ткань, и, наконец, пошляки-цирюльники, глазеющие на откровенно одетых рабынь, марширующих перед ними
[280].
Но генуэзский священнослужитель был прав: может, венецианцы и были самовлюбленными, но в моменты кризиса они действительно объединялись – и эта черта сослужила им хорошую службу, когда из серебристого январского рассвета в 1348 году в город проскользнула чума. В отличие от фаталистов сицилийцев, которые приняли эпидемию как Божий промысел, рациональные и энергичные венецианцы проявили ответственность. В контексте того времени реакция горожан на Черную смерть была хорошо организованной, разумной и хладнокровной в плане поддержания общественного порядка. Двадцатого марта, в атмосфере серьезного кризиса, правящий орган Венеции, Большой совет, и дож Андреа Дандоло учредили специальный комитет, состоящий из передовых дворян. Рекомендации комитета сформировали основу для адекватных, согласованных действий муниципалитетов в условиях эпидемии. Зимой и весной 1348 года в измученных болезнью городах северной и центральной Италии зародится система общественного здравоохранения, и Венеция будет в авангарде этой новой области.
