Важную роль в распространении слухов сыграли власти швейцарского городка Шильон. Признания, полученные ими от местных евреев в сентябре 1348 года, обеспечили заговору убедительную почву из фактов. Евреи рассказывали о своем вдохновителе, жестоком раввине Якобе, ранее жившем в Толедо, Испания, а ныне на востоке Франции, и о сети агентов, которые якобы доставляли евреям пакеты с чумным ядом по всей Европе. Теоретики заговора Шильона даже придумали для агентов имена и личности – агрессивного Провензаля, добросердечного торговца Агиметуса, женщину по имени Белиета, безотказного цирюльника Балавиньи и смышленого юношу, известного просто как «еврейский мальчик». Теоретики также составили список якобы «зараженных» участков города. Говорили, что одним из них был фонтан в немецком квартале Венеции, другим – публичный источник в Тулузе, третьим – колодец у Женевского озера.
Даже яд, использовавшийся для заражения системы водоснабжения христиан, был очень подробно описан. Это было вещество «размером с яйцо», за исключением тех случаев, когда оно было «размером с орех» или с «большой орех», «с кулак» или «два кулака» – и упаковано оно было в «кожаный мешочек», кроме случаев, когда оно было упаковано в «мешочек из льна», «тряпку» или «бумагу»
[420]. Яд делали по разным рецептам из ящериц, лягушек и пауков либо же из сердец христиан и из облаток Святого причастия.
Евреи, допрашиваемые в связи с заговором по поводу отравления колодцев, должны были дать особенную, «еврейскую» клятву при даче показаний. «Если то, что ты говоришь, неправда, – говорил следователь заключенному, – тогда пускай земля разверзнется и поглотит тебя, пусть ты станешь таким же прокаженным, как Нееман и Гиезий, пусть тебя постигнет та же беда, что заставила израильский народ спасаться бегством, когда он шел с Египтской земли. И пусть кровотечение настигнет тебя и никогда не заканчивается, как ваш народ обрек себя, когда предал Бога, Иисуса Христа»
[421].
Еще следователи прибегали к так называемым специальным «еврейским» пыткам. Одна из них выглядела так: на голову заключенного надевали терновый венок, а затем вбивали его в череп кулаком, облаченным в доспехи, или тупым инструментом. Другая пытка заключалась в том, что между ног заключенного-еврея помещали веревку с шипами, а затем натягивали ее на промежность и мошонку.
С лета 1348 года по 1349 год было истреблено очень большое количество европейских евреев, точное число погибших неизвестно. Некоторые погибли в общественных кострах, другие казнены путем сожжения, третьи забиты до смерти. Евреев засовывали в пустые винные бочки и пускали по Рейну. В некоторых населенных пунктах убийствам предшествовали показательные процессы. Иногда же не было ни судебного разбирательства, ни даже обвинения. Евреев убивали просто в профилактических целях.
Беспорядки в деревушках вокруг Марселя не только породили новую, спровоцированную чумой форму антисемитизма, они подчеркнули, что характер французского антисемитизма коренным образом изменился. Традиционно Средиземноморская часть французской Окситании была землей трубадуров. Люди здесь были космополитичными, романтичными, любили поэзию, были чувственными и терпимыми. У евреев были долгие, в основном приятельские отношения с югом. Атлантическая часть французской Окситании была землей рыцарей – амбициозных, агрессивных, решительных и нетерпимых. Беспорядки в южных деревнях Ла-Бом, Апт и Мезель стали сигналом того, что это историческое разделение начинает стираться, и север, который долгое время имел политические замыслы в отношении терпимого, более космополитичного юга, начал культурную и военную экспансию южного региона. Охваченные огнем антисемитизма граждане Тулона и Ла-Бома действовали в исконных традициях атлантического региона, среди которых был и судебный процесс над Талмудом в 1240 году – произведение было подвергнуто критике за богохульство и ересь и приговорено к сожжению (было уничтожено четырнадцать телег с талмудическими произведениями), и массовое изгнание евреев в 1306 году, и жестокие погромы после Великого голода, которые закончились гибелью почти всех евреев, проживавших между Бордо и Альби
[422].
Уникальность Черной смерти в Марселе заключалась в том, что в условиях эпидемии люди вынуждены были противостоять волне антисемитизма и при этом сохранить верность своему средиземноморскому наследию толерантности. Во время чумы местная еврейская община численностью 2500 человек не подвергалась преследованиям или нападкам
[423]. Более того, по мере того как беспорядки становились все более жестокими, Марсель стал своего рода убежищем для евреев, подвергающихся преследованиям в других регионах.
Авиньон, январь 1348 года
В Авиньон, город, где было семь церквей, семь мужских и семь женских монастырей
[424] и одиннадцать публичных домов
[425], чума пришла в ужасном январе 1348 года, заполнив местные кладбища до отказа и еще больше подорвав и без того запятнанную репутацию папства.
В феврале 1300 года, когда Бонифаций VIII, последний из великих пап Средневековья, вышел на балкон дворца в Ватикане и провозгласил 1300 год юбилейным, «для того, чтобы больше верующих стало посещать Рим», папство казалось непобедимым. Но его всемогущество было лишь иллюзией. Тем зимним февральским утром, пока Бонифаций стоял, наслаждаясь лестью верующих, история уже работала против церкви, и если папа все еще не обращал внимания на этот факт, то его давний враг Филипп Красивый хорошо это понимал. В течение десятилетия «августейший и суверенный дом Франции», новая власть в Европе, не раз, а дважды оскорбит папство. В 1303 году сторонники Филиппа арестовали Бонифация в его летнем дворце – это настолько шокировало престарелого папу, что несколько недель спустя он внезапно скончался. Затем в 1308 году преемника Бонифация, покладистого, веселого гасконца Климента V, угрозами заставили оказать поддержку королю Филиппу в деле тамплиеров. После того как пятьдесят четыре члена ордена были казнены на площадях Парижа за распитие порошкообразных останков своих незаконнорожденных детей и за другие «самые нечестивые» преступления, за которые «жгуче стыдно перед небесами»
[426], Климент, при поддержке Филиппа, объявил, что бо́льшая часть казны тамплиеров будет передана французскому королю в знак признания его усилий по наведению порядка и установлению справедливости.
