Еще одним важным фактором упадка церкви было состояние духовенства после чумы, и опять же эта тенденция была особенно заметна в Англии. После Черной смерти стало гораздо меньше священников, которые могли бы утешить мирян или нести службу, и, поскольку многие талантливые священнослужители умерли, руководство церковью пришло в упадок. «В то время, – писал Найтон, – была такая нехватка священников, что во многих церквях не проводились богослужения, мессы, утрени, вечерни, таинства и ритуалы». Проблема нехватки церковных служителей усугублялась жадностью тех, кому удалось выжить. «Едва ли капеллан станет нести службу в церкви меньше чем за десять фунтов или десять марок, – говорит Найтон. – И это здесь, где до эпидемии священников было так много, что капеллана можно было пригласить за пять или даже четыре марки»
[657]. Разочарование вызывал и профессионализм церковных «новобранцев». Многие из тех, кого прислали на замену умершим, были либо очень молоды и плохо обучены, как в Норвиче, где шестьдесят служащих, «сплошные юнцы»
[658], были направлены в пустующие дома приходских священников, либо это были столь же плохо обученные мужчины среднего возраста, многие вдовцы, не имевшие никакой профессии.
Все больше духовенство стал захватывать дух «потерянного поколения». В годы, последовавшие после чумы, церковная дисциплина ослабла, а благочестие пошатнулось. Один францисканский летописец жаловался, что «монашеские ордена, и в особенности нищенствующие, начали становиться равнодушными и небрежными как в отношении благочестия, так и образования, которые обеспечивали им процветание до этого времени»
[659].
Однако, возможно, наиболее негативное влияние на авторитет церкви оказало поведение священников именно во время чумы, а не после нее. Это утверждение может показаться странным, учитывая уровень смертности среди английских приходских священников – от 42 до 45 процентов, но ему есть объяснение. В то время как большинство священнослужителей оставались на своих постах, некоторые из них геройствовали меньше. «Формируется примерно следующий образ, – пишет Филип Зиглер, – духовенство выполняет свою повседневную работу, но с неохотой и некоторой робостью, тем самым подвергаясь сильнейшей опасности, но теряя уважение, которое оно должно было заслуживать. Добавьте к этому несколько печально известных примеров того, как священники бросали свои приходы, и можно составить некоторое представление о том, почему некогда стабильный институт церкви вышел из Черной смерти с таким ослабленным авторитетом»
[660].
Север Англии, весна 1349 года
Выше Восточной Англии территория страны как бы сужается, концентрируя свои силы на случай столкновения с грубыми соседями – шотландцами. Теоретически эта особенность, когда море располагается очень близко к северной границе, должна была сделать регион уязвимым для нападения именно с воды. Но, по крайней мере, сначала Y. pestis, похоже, пришла на север по суше, возможно, с группой беженцев из Лондона, например, в куче зерна. Все, что известно наверняка, это то, что одним пасмурным майским утром 1349 года, когда весеннее солнце поднялось над собором, Йорк, крупнейший северный город с населением почти одиннадцать тысяч человек, начал умирать
[661].
У северных графств, Ланкашира (на западном побережье), Йоркшира (на востоке), а выше них Камберленда и Дарема, было много времени, чтобы подготовиться к удару эпидемии. Чуме потребовалось десять месяцев, чтобы добраться до региона. А пока жителям не оставалось ничего, кроме как вспахивать поля, собирать слухи, доносившиеся с юга, и размышлять над словами Уильяма Зуша, епископа Йоркского. «Всемогущий Бог, – гремел епископ, – иногда наказывает тех, кого он любит, чтобы их дух оставался непоколебимым благодаря излиянию благодати во время духовной слабости»
[662].
Зимой и весной 1349 года, когда остальная часть Англии корчилась в агонии, природа, словно ожидая нового важного гостя, была занята подготовкой севера к прибытию Y. pestis. В последний день 1348 года зимний паводок затопил западные приходы Йорка, затем, за несколько дней до Страстного воскресенья, в аббатстве Мо и в Йоркшире случилось землетрясение. Если опираться на современный опыт, оба события могли облегчить работу Y. pestis, разрушив естественную среду обитания грызунов и заставить местных крыс бежать в направлении населенных пунктов.
По сравнению с городскими районами Линкольна и Норфолка город Йорк перенес эпидемию относительно легко. Потери среди духовенства составили 32 процента, что на 10 или более процентов ниже среднего показателя по стране среди приходских священников и почти на 30 процентов ниже, чем в Линкольне. Аббатству Мо повезло меньше. Чума унесла сорок из пятидесяти монахов и послушников, в том числе шесть жертв – среди них и аббат – умерло в один ужасный день, 12 августа 1349 года
[663]. В то время как аббатства, переполненные огромным количеством разлагающихся трупов, остатками еды и сырыми переулками, как магнит притягивали крыс и блох, летописец из Мо, похоже, думал, что злые предзнаменования были и внутри монастыря. В частности, он упоминает недавнюю смерть пары сиамских близнецов в соседнем Кингстоне-он-Халле, которые были «разделены от пупка вверх и очень мило пели». По его словам, «незадолго до эпидемии» близнецы умерли самой печальной из всех возможных смертей. Когда один из них скончался, «оставшийся в живых держал его на руках три дня»
[664]. А учитывая то, что произошло в Халле, возможно, смерть близнецов вполне могла быть предзнаменованием.
Эдуард III был необычайно требователен в отношении сбора налогов. Как-то ему пришлось послать на почту семерых сборщиков налогов, пока наконец не вернулся один, которого чума пощадила. Но эпидемия привела Халл, в котором родились несчастные близнецы, в такое ужасающее состояние, что даже король сжалился над его жителями. «Учитывая разорение и разрушения, которые претерпел наш город Кингстон-он-Халл», он решил вернуть Халлу часть налогов
[665].
Несмотря на относительно низкий уровень смертности священнослужителей в Йорке, в целом потери графства Йоркшир соответствовали среднему показателю по стране – от 40 до 50 процентов. На западе Y. pestis, возможно, была более свирепой. В четырнадцатом веке Ланкашир, граничащий с Ирландским морем, был одним из самых малонаселенных регионов Англии, но в результате обследования десяти местных приходов после чумы было установлено, что от болезни погибло более тринадцати тысяч человек
[666]. В Дербишире на юге наиболее красноречивые статистические данные о смертности можно увидеть в небольшой приходской церкви. Там висит мемориальная доска, на которой перечислены погибшие летом 1349 года члены семьи Уэйкбридж.
