Семь столетий спустя Бенджамин из Туделы, странствующий торговец драгоценными камнями, жаждущий приключений, решил разобраться в истории еврейской диаспоры. В 1183 году Бенджамин начал трехлетнюю одиссею по еврейским общинам Европы и Ближнего Востока. Он посетил Константинополь, где увидел, что ни одному еврею, каким бы богатым он ни был, не разрешалось ездить на лошади, «кроме раввина Соломона, египтянина, который являлся королевским врачом». В Испании Бенджамин с удивлением обнаружил, что евреи не только ездят на лошадях, но и делают это с рыцарским мастерством, одеваются как эмиры в изысканные шелка и тюрбаны с множеством драгоценных камней, служат послами и чиновниками и являются известными врачами, учеными и философами. В Крисе на горе Парнас торговец драгоценными камнями наткнулся на поселение еврейских фермеров в соломенных шляпах, греющихся под средиземноморским солнцем, в Алеппо – на евреев-стеклодувов с сильно выступающими скулами, в Бриндизи – на красильщиков с запачканными руками, а в Константинополе – на кожевников, отравляющих улицы еврейского квартала зловонными запахами из своих мастерских. Но в целом общины диаспоры, которые Бенджамин описал в своей «Книге путешествий», в основном занимались торговлей и были зачастую довольно небольшими по размерам
[687].
Во всеобщем демографическом коллапсе раннего Средневековья евреи пострадали непропорционально сильно. С восьми миллионов в первом веке, что составляло примерно 10 процентов населения Римской империи, ко времени жизни Бенджамина их численность сократилась до полутора миллионов
[688]
[689]. В Испании, где проживала самая большая и процветающая еврейская община в средневековой Европе, насчитывалось сто – сто пятьдесят тысяч евреев, в то время как в религиозной и агрессивной общине ашкенази в Германии едва ли было двадцать пять тысяч человек
[690]. Однако где бы они ни жили, еврейские диаспоры обычно были более зажиточными и образованными, чем их христианские соседи.
В недавно вышедшей книге о глобализации «Мир в огне» ученый из Йельского университета Эми Чуа отмечает, что во многих современных странах третьего мира небольшая по размерам, опытная, вненациональная элита часто выступает посредником в глобальной экономике
[691]. В современной Юго-Восточной Азии эту роль играют китайцы, живущие за границей, в современной Африке к югу от Сахары – это ливанцы. В раннем Средневековье, когда уровень христианской грамотности и счета был близок к нулю, сравнительно хорошо образованные евреи играли аналогичную роль в Европе. «Благодаря своему опыту в торговых делах и превосходному знанию товаров, рынков и денежных операций, языковой разносторонности и рассредоточенности своих единоверцев евреи заняли выдающееся положение в международной торговле», – пишут ученые Мордехай Брейер и Майкл Грец. Действительно, роль евреев в торговле в первой половине Средневековья была настолько важной, что многие приказы и постановления содержали формулировку judaei et ceteri mercatores – «евреи и другие торговцы»
[692].
В девятом и десятом веках еврейских торговцев можно было встретить на рынках пряностей в Индии, шелковых рынках Самарканда и Багдада, невольничьих рынках Египта (где они продавали рабов-язычников, которых называли «канати»), а также на бескрайних, пустынных просторах Шелкового пути верхом на верблюдах, груженных драгоценностями и специями. В письме своему знаменитому брату-философу Моисею купец Давид Маймонид описывал смерть одного из таких бесстрашных еврейских торговцев-путешественников. «Самым большим несчастьем, которое постигло меня за всю мою жизнь, хуже которого не может быть уже ничего, была смерть [моего товарища], – писал Давид. – Да благословит Господь его память. Он утонул в Индийском море, на корабле его было много денег, принадлежащих мне, ему и другим торговцам. Он хорошо разбирался в Талмуде, Библии и хорошо знал грамматику [иврита], я всегда наслаждался нашей с ним дружбой»
[693].
Насколько опасна деятельность торговца, настолько она и прибыльна. В первом тысячелетии уровень жизни евреев был намного выше, чем у среднестатистических европейцев, термин «темное раннее Средневековье» так же мало применим к еврейскому Средневековью, как и к Византийской империи, отмечают ученые Брейер и Гретц
[694]. Торговля сделала некоторых евреев не просто богатыми, а сказочно богатыми. Когда умер Аарон Линкольнский, пришлось создать специальный отдел в английском казначействе (английском министерстве финансов), чтобы подсчитать его состояние, а французский еврей по имени Элиас из Везула, предвосхищая Ротшильдов, построил обширную банковскую и торговую империю еще в одиннадцатом веке. Однако даже такие люди, как Аарон и Элиас, страдали от жадности и неуверенности совершенно посторонних людей. После смерти Аарона английская корона забрала себе бо́льшую часть его состояния
[695]. У Авраама Бристольского, еще одного богатого английского еврея, заключенного в тюрьму в 1268 году, вырывали по одному зубу в день, пока тот не согласился положить десять тысяч серебряных марок в королевскую казну
[696].
Антисемитизм, стоивший Аврааму зубов, был основан прежде всего на теологии. Ранние отцы церкви считали евреев виновными в таком количестве грехов, что между третьим и восьмым веками появился новый литературный жанр, Adversus Judaeos
[697], описывавший все эти грехи. Ранний образец этого жанра, Ответ евреям, обвинял еврейский народ в том, что он оставил Бога и поклонялся ложным идеалам. Еще один ранний пример подобного произведения, Ритм против евреев, рассказывает о том, как евреи променяли Бога Отца на теленка, а Бога Сына – на вора. К другим работам в духе Adversus Judaeos относятся О священной субботе, против евреев, где евреи обвинялись в грубости и материализме, Восемь речей против евреев, где евреев сравнивали с упрямым животным, избалованным добротой и вседозволенностью, и Манифест против евреев, где Иерусалим сравнивался с Содомом и Гоморрой. Проповедь против евреев объявила необрезанных язычников новым избранным народом, что также упоминается в Книгах свидетельств против евреев, хотя последняя работа подчеркивает эту мысль с большей литературной грацией. Используя притчу об Иакове и двух его женах, в книге «Свидетельства» старшая жена, слепая Лия, представлена как воплощение синагоги, а красивая молодая жена Рахиль – как символ Торжествующей Церкви. В Contra Judaeos также используются библейские образы, хотя в данном случае это делается для того, чтобы лучше объяснить суть теологического спора с евреями. Каин представляется как символ еврейского народа, а Авель, убитый им брат, как символа Христа
[698].
