След кончился.
Передо мной была очередная комната с сосудами – но на сей раз в ней обнаружился еще и десяток пустых, осевших белесых коконов, размером и формой напоминавших спальные мешки.
Инкубатор.
Это были оболочки яиц, из которых вылупились новые пусто́ты Каула.
На полу у стены валялся еще один кокон, сплетенный из соломы… Словно ждал меня.
– Эти сосуды? – крикнул я в воздух.
– Да, – ответил голос Бентама.
Я принялся сгребать их из ниш и совать в мешок. Сосуды были тяжелые; внутри плескались жидкие души. Я прямо-таки слышал, как они шепчут мне что-то… но не отвлекался и все сгружал и сгружал их в мешок.
Он был уже почти полон, когда компании у меня прибавилось.
Прибыли друзья.
Бронвин, Хью и Эмма, освещавшая им путь своим огнем.
И мисс Сапсан – с ними.
– Джейкоб, стой! – крикнула она. – Ним сказал, что ты собираешься сделать, – ты не должен!
– Нет, должен, – ответил я, закидывая мешок на спину и пятясь от нее. – Выхода другого нет!
– Ты потеряешь свою душу! – воскликнула Эмма. – Превратишься в чудовищную извращенную версию себя!
Черты ее в отблесках пламени были искажены болью. Мисс Сапсан – перепугана насмерть. Бронвин и Хью – только что руки не ломают. Смерти подобно видеть их такими. Мой поступок, возможно, переломит ход событий, спасет их… но я – чем я стану? Увижу ли я их всех снова? Помню, как Горацио описывал, что это такое – быть пусто́той… Вечная мука. Агония.
Давай, раскатилось эхом у меня в голове, торопись, парень…
Я врезался во что-то пятками, чуть не полетел кувырком, оглянулся: пусто́та, безоружная, полуоформленная, не сумевшая выбраться из кокона…
Друзья между тем наступали.
– Пожалуйста, Джейкоб, – умолял Хью. – Тебе не обязательно это делать.
– Мы тебя любим, – подхватила Бронвин. – Мы будем сражаться с Каулом вместе.
Намерения ясны как день: схватить меня и силой уволочь отсюда.
Нет, этого я допустить не могу.
Я сбросил мешок, шлепнулся на колени и погрузил пальцы во все еще мягкий эмбрионический череп пусто́ты.
Вставай.
– Что ты делаешь? – вскричала мисс Сапсан. – Джейкоб, нет…
Бронвин кинулась вперед. Челюсть зверюги отвалилась, изнутри выстрелили языки и поймали ее.
– Джейкоб! – Она забилась в захвате, тщетно борясь с ними.
– Прости! – Я снова поднял с пола мешок. – Я вас всех люблю. Именно поэтому должен это сделать.
Я повернулся и бросился прочь – оставил их там, растерянных, оглушенных. Ох, надеюсь, они все-таки поймут… И, может, в один прекрасный день даже простят меня. Теперь я был уверен: я больше никогда их не увижу. Помогу Нур уничтожить Каула и исчезну. Найду самую дальнюю, самую захолустную петлю, залезу в какой-нибудь всеми позабытый уголок прошлого и затворюсь там. Я собирался превратить себя в нечто неузнаваемое – и опасное.
Обременять их знакомым монстром я точно не стану.
* * *
След из капель привел меня в центральный зал библиотеки – огромную пещеру, похожую на улей: широкая внизу, она сходилась в точку наверху, через несколько этажей. Самая верхушка, однако обвалилась внутрь, а с ней и часть задней стены – явная работа гигантских чудовищ, которые здесь родились. За проломом разливался оранжевый свет и бился прибой, свирепо и гулко.
Обрыв и внизу – море.
Все стены были в сияющих сосудах. Вода текла из жерла в форме соколиной головы и по желобу обегала всю комнату, а оттуда падала в широкий и мелкий бассейн, который то разгорался, то меркнул – будто дышал. Все так, как я помнил… – кроме одного. Волнующийся, колеблющийся столп света вздымался из бассейна и бил вверх, через сводчатый потолок.
В этот желоб, мальчик. Выливай их туда.
Я вывернул мешок на пол и одну за другой опорожнил сосуды в канал. Вода вскипела и яростно забурлила, соприкоснувшись с голубой жидкостью. Все души, освободившиеся из сосудов, потекли в бассейн, над которым тут же поднялся серебристо-белый пар. И стоило душам влиться в столп синего света, как он, только что едва поворачивавшийся, вспыхнул ярче и завертелся в разы быстрее.
Я уже шагал к водоему, почти загипнотизированный его красотой, но и под завязку полный ужасом: что со мной станется, войди я в эту воду?
Конец меня… Начало чего-то другого, неузнаваемого…
А ведь войти придется. Иначе тех, кого я люблю, будут преследовать до конца их дней – весьма немногочисленных, если Каул переживет эту ночь. Я сделал еще шаг вперед. Спасти мир от очередного кровавого тирана, мнящего себя богом… Еще шаг. Сберечь жизнь Нур Прадеш, готовой умереть самой, чтобы спасти всех нас… И еще шаг.
За Нур.
Я должен…
Еще один шаг.
Но Купель душ уже сама двинулась мне навстречу. Световой столп крутился все быстрей, поднимая вихрь сине-серебряных искр, который уже рвал мне волосы… быстрее, еще быстрее – он свистел, завывал и с такой силой меня отталкивал, что пришлось наклониться вперед в попытках ему противостоять.
Краем сознания я ощутил, что пусто́та в инкубаторе сломлена – ее пришлось отпустить…
Свет и ветер нарастали дуэтом. Краем глаза я видел, как что-то нисходит через крышу, закрывая собой видный сквозь дыру диск дымного оранжевого неба.
– Нарушитель! Вор! – прогремело сверху. – Вон из моей библиотеки!
Ветер, который был голосом, швырнул меня на четвереньки.
Скорее, парень…
Снова голос Бентама у меня в голове.
Он нас раскрыл!
Все мои инстинкты орали, требуя бежать… дать этому ветру выдуть меня прочь из дверей… Но я заставил тело двинуться вперед, ползти на карачках, подтягиваясь руками, – а сверху, через потолок уже рушился Каул.
Он дорос до каких-то невероятных размеров – с трудом протискивался через пролом в крыше. Ветровой хвост явился первым – нащупывая точку конца… или, вернее, начала в синем луче, исходящем из Купели душ. Нет… – он всегда тут был, с тех пор как я вошел, просто опустился теперь из внешнего мира и, ныне зримый, летел и ревел с умопомрачительной скоростью. Водоем и был источником, питавшим его, а вихрь – пуповиной, привязывавшей к нему Каула.
Оглушительный треск донесся сверху. Посыпались камни – это крыша решила сдаться. Пальцы Каула пауками побежали по стенам.
Я уже добрался до бассейна и с боями перетаскивал себя через бортик. С той стороны комнаты голос Бронвин звал меня по имени. Остановиться, чтобы ответить или хотя бы подумать, что я делаю, времени не было. Я не мог позволить себе ни мгновенья сомнений.
