– Она хоть целый день может ее так держать, если понадобится.
– Хорошо. Пока эта дрянь еще жива, надо кое-что выяснить.
И я осторожно двинулся к пусто́те, раздвигая на ходу занавес корней.
– Хочешь взять ее под контроль? – спросила Эмма, следуя за мной на некотором удалении. – Заставить ее сражаться на нашей стороне?
Я не ответил – слишком много сил уходило на попытки сосредоточиться. Если нам теперь придется иметь дело с новой разновидностью пустот, такой шанс упускать нельзя: нужно прощупать ее сознание, пока это безопасно. Я медленно приблизился к ней и пробормотал несколько слов на языке пустот, чтобы проверить реакцию. Если мне удастся хоть немного ослабить ее волю, хоть чуть-чуть приоткрыть разум и заглянуть в ее мысли, возможно, я кое-что пойму.
Вонь накрыла меня тяжелой волной. Ну, по крайней мере, с этим все осталось по-прежнему.
Пусто́та напряглась в своих древесных путах: было видно, что ей до смерти хочется захлестнуть мне шею языком, но корни держали крепко. «Расслабься, – сказал я на языке пустот. – Не сопротивляйся».
Никакого толку. Я повторил те же команды, попробовал разные вариации, но безуспешно. Никакой реакции. Обычные пусто́ты понимали, что я пытаюсь взять их под контроль, и как-то на это реагировали. Ну, как отреагировал бы я, если бы кто-то принялся ковырять отмычкой в замочной скважине моего разума. Язык пустот я знал словно от рождения: я мог думать на нем как на английском. Но эта пусто́та его, похоже, не понимала – с таким же успехом можно было бы говорить с ней на идиш. Но хуже всего было вот что: от каждой моей неудачной попытки она, похоже, становилась только сильнее.
Да что за черт?
«Спать! – попробовал я еще раз. – Спать!» Но вместо того, чтобы подчиниться и расслабиться, пусто́та, наоборот, напрягла все мускулы разом, силясь вырваться из хватки корней. За спиной у меня застонала Фиона. Я обернулся и увидел, что она сгорбилась, словно под огромной тяжестью, но затем распрямилась вновь и сделала такое движение пальцами, будто завязывает узел. Корни заскрипели от натуги.
Я понял, что Фиона подарила мне еще немного времени. Еще один шанс.
– Сейчас я подойду к ней совсем близко, – сказал я вслух. – Держи крепче!
– Не надо! – взмолилась Эмма.
Но все-таки она действительно мне доверяла и не попыталась остановить, а только добавила:
– Будь осторожен, пожалуйста!
После стольких стычек с пусто́тами, казалось, можно было бы и привыкнуть, но я до сих пор терпеть не мог подходить к ним близко, даже к тем, которых уже приручил. А неприрученные были и вовсе как бешеные псы, но даже обузданные и скованные излучали отчаянную жажду убийства. Не говоря уже о том, что они вытворяли с моим желудком: стрелка компаса превращалась в остро заточенную косу, раскачивающуюся, словно маятник.
Я остановился на расстоянии вытянутой руки и посмотрел пусто́те прямо в глаза, сочащиеся слизью. Она дышала хрипло и рвано, челюсти распахнулись из-за растянутых в разные стороны языков. Да, эта пусто́та была другая. Мало того что ее все видели – она еще и говорила как-то по-другому. И ощущение, которое она вызывала во мне, было иным – оно как бы звучало в другом ключе, в каком-то более высоком регистре. Даже воняло от нее иначе – не органикой, не кучей компоста под жарким солнцем, а скорее химикатами, хлоркой, крысиным ядом и еще чем похуже.
Я заговорил снова: «Спи! Засыпай, сволочь, кому я сказал!» Оставалась крохотная надежда, что на таком близком расстоянии я все-таки пробьюсь. И тут я увидел, как в темном провале пасти пульсируют мышцы: казалось, пусто́та пытается мне ответить. И – подумать только – миг спустя она и впрямь ответила! Не знаю, услышал ли я это ушами или только мысленно. Голос был глухой и скользкий, поначалу неразборчивый – только долгая шипящая «с-с-с-с-с-с». За ней последовало какое-то пыхтение. Как я сообразил позже, пусто́та пыталась выговорить «п», но не могла сомкнуть губы. И все-таки я расслышал это «п», так что, должно быть, голос был не физическим. И, наконец, из недр ее глотки вырвался протяжный, звенящий гласный: «и-и-и-и-и-и-и».
«Спи!» – сказала мне пусто́та.
Значит, она могла говорить.
«Спи-и-и-и-и-и», – тянула она на одной долгой ноте… Должно быть, подумал я, она просто меня передразнивает… но откуда такая тяжесть в голове? Почему подгибаются ноги?
…и-и-и-и-и-и-и…
«Что ты такое?» – пытался выговорить я – и не мог.
«Что ты со мной делаешь?»
…и-и-и-и-и-и-и…
Я уже терял сознание, уже не чуял под собой ног, когда маслянистая глотка снова напряглась, запульсировала и разверзлась, выстрелив еще одним языком, четвертым. Он захлестнул мне шею арканом в тот самый миг, как я начал падать, – и теперь я болтался в воздухе, едва касаясь земли пальцами ног и не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Джейкоб? Что происходит? – донесся до меня голос Эммы, но горло стиснуло так, что я не мог выдавить ни слова. Даже махнуть ей в ответ, и то не мог – руки сонно обмякли. Я задыхался, голова разрывалась от боли, а мои друзья даже не видели, как у меня на горле сжимается этот невесть откуда взявшийся четвертый язык. Вся надежда была на Фиону: если она чувствует эти корни как отростки собственного тела, возможно, она способна видеть и чувствовать через них. Скорее всего, так и было: иначе она бы не смогла так аккуратно управлять тремя корнями, сдавившими три языка. И вот я открыл рот, хотя и не мог говорить, и повернул голову настолько, насколько это вообще было возможно в моем положении, и вцепился зубами в один из свисавших с потолка корней – первый попавшийся, до какого сумел дотянуться.
«Фиона! Помоги мне!» – Я беззвучно двигал губами и языком, как будто вдавливая в корень каждый слог.
– Что-то пошло не так, – голос Хью доносился до меня искаженным, будто он говорил по телефону, пробиваясь сквозь помехи.
Свет на ладонях Эммы разгорелся ярче. Видимо, она шла ко мне.
– Джейкоб? Что с тобой? Отвечай!
Я отчаянно пытался заговорить, крикнуть ей, чтобы держалась подальше, но слова попросту не пролезали в горло. Я мысленно взмолился, чтобы она поняла мое молчание правильно.
И тут вдруг язык меня отпустил – просто соскользнул с моей шеи и метнулся прочь. Падая, я увидел, что он захлестнул запястье Эммы и тянет ее полыхающую руку к ее же лицу. Но Эмма вывернулась из захвата и сама схватила язык. Пусто́та завизжала. Я старался встать, поспешить ей на помощь, но все никак не мог отдышаться, а мышцы еще не вполне слушались после того, что со мной сотворила эта кошмарная новая пусто́та.
Пока Эмма сражалась с четвертым языком, я услышал, как Фиона вскрикнула – не от боли, как я понял, а от напряжения сил. Ее пронзительный крик пошел гулять эхом, отдаваясь от стенок туннеля. Корни, все до единого, напряглись и натянулись, а потом резко сжались – так внезапно, что мне показалось, будто они сейчас втянутся в потолок.
