Что-то начало подниматься из лужи, постепенно обретая форму. Это был Каул – больше, чем был только что, капающий черной жидкостью, словно пусто́та, голый до пояса. Он медленно поднялся в полный рост, и мы ахнули от ужаса. Каул сохранил подобие человеческого облика… но чудовищно искаженного: голову вытянуло по вертикали, шеи почти не осталось, грудь впала, а спина выгнулась, словно его поджаривали на электрическом стуле. Руки слишком длинные, толстые и загребущие, словно языки пустот. Откушенная правая быстро отрастала обратно. Верхняя половина Каула еще могла считаться человеческой, а нижняя теперь имела вид дерева – древесного ствола, только не из древесины, а из какой-то крапчато-серой плоти, с корнями, терявшимися в глубинах лужи. Он возвышался над нами и все продолжал расти, пока его голова почти не уперлась в потолочную балку. Вот каким ужасным он теперь стал. Таков был истинный облик Каула.
– Нам нет нужды воевать, – ласково проворковал он; голос был одновременно высокий и низкий, двойной, словно ребенка и мужчину сплавили в одну душу. – Просто преклоните передо мной колена, дети, и обратитесь с мольбой к вашему новому господину.
Мы тихо пятились от него, не желая бежать, но и понятия не имея, как с этим вообще можно сражаться.
– Как жаль, – сказал он. – Ну что ж, пусть будет по-вашему.
Он махнул одной из своих длинных ручищ, не достал нас, зато врезал по витрине цветочного магазинчика рядом. Стекло разлетелось, а масса цветов от его касания мгновенно почернела. Я бросил взгляд на Юлиуса: тот привалился к Горацию и пытался дышать, но это с трудом ему удавалось.
Эмма слепила хороший, крупный файербол и швырнула в Каула. Его шея и хребет гротескно изогнулись, и снаряд пролетел мимо. Каул взревел, выдав такую волну гнилого воздуха, что нас чуть с ног не сшибло, и бросился на нас. Черная лужа у него под ногами вскипела и понесла его вперед.
Решение мы приняли коллективно и без обсуждения: развернулись и побежали. Пока не поймем, как с ним драться, или не выявим хоть какую-то определенную слабость, это был наш единственный вариант.
Руки полетели нам вслед, попытались схватить, но промазали. Мы пронеслись мимо кофейного киоска и мгновение спустя услышали, как он опрокидывается и разлетается вдребезги. Затем нырнули в узкую галерею с магазинами – позади нескончаемой канонадой билось стекло. Один поворот – впереди замаячил выход и улица за ним. Обалдевшие люди кидались кто куда.
Мы вырвались на свет, с трудом увертываясь от туристов с чемоданами и толп, ожидающих такси. Сзади раздался неимоверный грохот: я рискнул оглянуться и увидел, как Каул вылетает через зеркальное окно и толпа шарахается врассыпную. Бронвин задержалась, чтобы подцепить чей-то чемодан и запустить его в Каула – тот отскочил у него от груди, не причинив вреда.
Мы сбежали по ступенькам на улицу. Нижняя часть Каула без проблем последовала за нами. Проезжую часть перегородили под фермерскую ярмарку – все, чего касались его смертоносные руки, все фрукты и овощи на лотках мгновенно обращались в гниль.
Странный двойной голос понесся нам вслед:
– Вы только посмотрите, как они бегут! Как они нас боятся! Как быстро страх обращается в ненависть, а ненависть – в казни и чистки! Они за нами вернутся, это как пить дать, за вами вернутся, за молодыми; они будут вас вешать и жечь на кострах, и вбивать вам гвозди в ладони, как делали всегда!
Впереди раскинулся широкий мелкий фонтан; насмерть перепуганная толпа покупателей перекрыла путь и вправо, и влево. Мы перепрыгнули невысокий бортик и зашлепали прямо по воде, потом выскочили с другой стороны и пронеслись мимо загородки на вход, где остолбенелый коп целился из пистолета в приближавшегося Каула.
– Нет! – крикнула на ходу Эмма. – Просто беги отсюда!
Не успели мы миновать его, как он выстрелил, трижды. Еще через пару секунд закричал. Я оглянулся: он в конвульсиях бился на земле. Лужа Каула полыхнула ярко-синим и тут же погасла.
Обогнув угол, мы вылетели на боковую улицу.
– Наша война друг с другом подошла к концу! – продолжал вещать Каул. – Вы уже проиграли все битвы; у вас осталась только жизнь. Но война с ними еще только начинается!
Он задержался махнуть руками над головой каких-то горожан, набившихся в автобусную остановку, и с громким слитным стоном они все стали свинцового цвета и попадали наземь.
Я есмь смерть, разрушитель миров.
– Кто-нибудь, остановите его! – завизжала Себби.
– Не можем же мы просто бросаться на него по очереди, – прохрипела Нур, стреляя глазами в сторону Юлиуса. – Мы еще не готовы!
– И надо доставить Юлиуса к костоправу, – подал голос Гораций.
Каул надвигался на нас, воздев ручищи, словно крылья нетопыря. Мы замерли в противоположном конце короткого проулка, готовые бежать, если надо… но мы же так его никогда не побьем – если не изучим хоть немного!
– Принесите мне клятву верности и станьте моими солдатами! – проревел Каул.
Спина изогнулась, черная лужа снова просияла синим. Это свет – он что, и есть душа, которую нашим светоедам нужно украсть?
– Отриньте меня, и я обреку вас на самую страшную смерть, какую вы только в силах представить. Я – добрый бог, но это ваш последний шанс на спасение!
– Вряд ли он может пересекать воду, – сказал Миллард, который по дороге успел избавиться от одежды и был теперь совершенно невидим. – Тот фонтан, через который мы пробежали, – он его обходил по краю.
– Тут недалеко Риджентс-канал, – подсказал Эддисон, – может быть, там мы от него оторвемся.
Каул решил еще вырасти – прямо у нас на глазах. Он поднял руки и запрокинул голову, словно черпая силу с неба. Ствол его толстел и поднимался все выше из чернильной лужи.
– Дети! – донеслось сверху. – Придите ко мне!
– Кажется, он уже не с нами разговаривает, – заметила Эмма.
На лице у нее был написан откровенный ужас.
Ветер начал сгущаться в небольшое торнадо вокруг ствола. Мне характерно двинуло под ложечку.
– Он призывает своих слуг, – с трудом выговорил я.
– Что, еще пустот? – ужаснулась Нур.
– И бог знает кого еще.
Мы повернулись и побежали. Позади снова взревел Каул. Я уже перестал оглядываться – теперь меня волновало только одно: как остаться в живых.
* * *
Канал тянулся полоской мутной воды, зажатой между осыпающимися кирпичными стенами. Футов тридцать – сорок в ширину. Если бы не это адское чудище у нас на хвосте, мне бы и в голову не пришло туда прыгать.
Вода оказалась холодная и грязная. Мы поплыли и были уже на середине, когда с противоположного берега кто-то закричал, и я увидел того самого амбронаркомана, который недавно так удачно выступал по ТВ. Никаких требований он нам предъявлять не стал и шанса попросить пощады тоже не дал: просто разинул рот и принялся блевать в нас потоком этого своего жидкого металла.
