– Я буду ждать вас на этом самом месте, – сказал Харон, стоя в лодке и сверкая белыми зубами из тьмы капюшона; он помахал книжкой в мягкой обложке. – Можете не торопиться – я прихватил романчик.
* * *
Перекинув ноги через перила, я шлепнулся на палубу. Коленки после подъема были как резиновые. На стене красовался праздничного вида постер, приглашавший пассажиров лайнера на гавайскую вечеринку. Он был довольно живописно заляпан кровью. Рядом валялась одна красная босоножка на шпильке.
Так, неважно. Мы сумели пробраться на борт, никому не попавшись на глаза, не свалившись со скользкой лестницы и не запустив ни одной сигнализации, – уже хорошо. У меня все еще оставались сомнения, правда ли это корабль, битком набитый пусто́тами… Наш план целиком и полностью был построен на предсмертных галлюцинациях твари, которая сама еще вчера была пусто́той. Честно говоря, я почти ожидал обнаружить тут толпу «бумерского» возраста туристов, потягивающих «Маргариту». Но на борту, кажется, не было вообще никого. Ни на узком променаде, куда выходила первая лестница, ни в горячем бассейне, мимо которого мы прокрались ко второй. Эта лестница привела нас на мостик, откуда открывался вид на всю верхнюю палубу, где залихватская винтовая горка впадала в гигантский бассейн…
В котором как раз кто-то плавал – вон там, на мелководье. В голубом коктейльном платье… Лицом вниз.
А вон еще кто-то распластался в шезлонге: руки и ноги вывернуты так, будто он упал туда с высоты… И еще один – навалился на стойку бара под открытым небом, в расползшейся по ней луже крови. Вот тут-то я его и почувствовал – тихо нараставший дискомфорт, сразу стрельнувший пиком, стоило только его заметить. Получи миллион иголок в кишки. Остальные увидели, как я поморщился, и тут же поняли, в чем дело.
– Вниз! – прошипела Эмма, отпихивая нашу четверку за горшки с искусственными пальмами.
Сквозь пластмассовые ветки мы разглядели мужчину в черной форме и с пулеметом на груди – он патрулировал палубу.
– Тварь? – коротко спросил я.
– Нет, нормальный с промытыми мозгами, – отозвался Горацио. – Но где-то на борту есть и несколько тварей, можешь быть уверен. И странный-перебежчик, который контролирует сознание.
Эмма помрачнела.
– Тварей я терпеть не могу, как и все мы, странные. Без обид, Горацио… Но предателей ненавижу до глубины души. Подвесить за пятки и освежевать, вот что я…
– Сначала победа, потом правосудие, – сказал Горацио.
– А можно мы уже найдем пустот, взорвем их к чертовой матери и смоемся отсюда, а? Пожалуйста? – проворчала Нур.
Ощущение в животе заострилось до иголки. Иголка показала в определенную сторону. Я шепотом велел остальным следовать за мной. Как только охранник прошел, мы двинулись назад по лестнице, перебегая от одного укромного уголка к другому… – к счастью, их вокруг хватало. Мой внутренний компас провел команду через ресторан, где царил настоящий хаос: опрокинутые столики, битая посуда, темные пятна на ковре… которые могли быть пищевыми продуктами, а могли – продуктами жизнедеятельности. Предыдущие события на борту вырисовывались все яснее: твари захватили лайнер и скормили пассажиров и команду пусто́там.
– Если я тебе нужна, я готова. – Нур вытянула немного света из воздуха на ходу.
– Я тоже, – сказала Эмма, потирая ладони.
Мы пробежали по коридору с каютами, потом через тяжелую дверь с надписью «Только для персонала», вниз по лестнице… Еще один коридор, на сей раз ничем не украшенный и чисто утилитарный. Длинный отрезок вообще без дверей – даже юркнуть, если что, будет некуда… – поворот, коридор и решетчатая дверь. Компас безапелляционно указывал дальше, за нее.
Так, вот и он. Грузовой отсек.
– Там, – сказал я – наверное, слишком громко.
Но прежде чем кто-то из нас успел протянуть руку, дверь отворилась сама и наружу вышел человек, одетый как турист – в заляпанные красным желтые брюки и гавайскую рубашку. Он вытирал руки тряпкой, но тут поднял глаза, увидел нас и замер.
Глаза у него были белые.
– Эй, что за…
Горацио, не теряя ни секунды, схватил меня за локоть и грубо толкнул перед собой.
– Malaaya, eaxl gestealla. – Это приветствие я не понял, но узнал в нем Древний Странный. – Я поймал его, прятался в одной из кухонь.
На виду были только мы с ним, Эмму и Нур скрывал поворот коридора.
Я сделал вид, что напуган и страдаю. Тварь расслабился.
– Я их только что покормил, – сообщил он. – Но они, как всегда, ненасытны.
Горацио еще что-то сказал на Древнем Странном (оба мужчины рассмеялись), после чего бросил мою руку и двинул собеседнику в горло. Тот разинул рот и упал на колени.
– СТОЯТЬ!
Из-за угла показались Нур и Эмма… – которых толкали в спину двое солдат с автоматами. Сердце у меня перескочило одним махом на пятую передачу.
– Внутрь! – скомандовал один из новоприбывших, дулом показывая на дверь грузового отсека. – Быстро!
Горацио попробовал вывернуться. Он что-то высокомерно рявкнул на Древнем Странном и на английском добавил:
– Если не хотите потом объяснять Каулу, с какого перепугу вы скормили пусто́там самого Прелата петель.
Это, увы, не сработало. Солдат всадил пулю в пол – просто так, для острастки. Бежать было некуда. Любой наш странный трюк против автомата… – без вариантов. Делать нечего – только дать им упаковать нас в грузовой отсек вместе с кучей голодных пустот.
Солдат повторил свой номер и снова выстрелил в пол – настолько близко от ноги Нур, что она невольно вскрикнула. Мы все, пятясь, прошли в решетчатую дверь – Горацио в том числе. Второй солдат решил последовать примеру первого: его пуля укусила воздух прямо у нас над головой.
Мы отступили в сумрак трюма. Солдаты захлопнули дверь, заперли ее и закрыли – не иначе как для надежности – поверх нее еще одну, тяжелую и толстую, которая полностью отсекла свет из коридора.
В следующую секунду живот мне прошил пучок молний. В глубине трюма во тьме заскрежетали пусто́ты. Я привычно проклял себя за то, что дал пойти с нами Нур и Эмме. Теперь им придется умереть ни за что ни про что – когда нас с Горацио было бы вполне достаточно. В эту секунду я бы с радостью отдал свою жизнь, лишь бы только избавить мир от всех пустот до последней. Но никакая победа не стоила жизни Нур… или Эммы.
Первым делом мы их почуяли: вонь гнилого мяса окружила нас со всех сторон и чуть не задушила. Затем из мрака донесся непередаваемый звук костей, хрустящих на зубах, а с ним хлюпанье и порыкиванье – там, не иначе, заканчивали трапезу, которой снабдила обитателей этого места тварь в гавайке. Тут Эмма зажгла огонь, и мы их, наконец, увидели – живую массу, скопившуюся в противоположном конце исполинского грузового трюма. Пусто́ты скорчились к нам спиной на проржавевшем полу и пировали. Я быстренько обшарил помещение взглядом – не найдется ли путей к отступлению или, на худой конец, к бегству. Их, разумеется, не нашлось. Пол представлял собой бесшовный простор листового железа; ребристые стены круглились кверху и где-то высоко встречались с потолком. Никаких дверей, кроме той, через которую мы вошли. И ничего внутри – только мы, пусто́ты и несколько сваленных в углу металлических ящиков.
