— Кончай, детка. Давай, Элл, кончи мне на член.
Сильный резкий толчок на всю глубину, еще один. Мошонка и бедра Дэна вжимаются под мои ягодицы при каждом вбивающемся ударе. Выгибаюсь стянутой дугой, наконец-то прижимаясь животом и грудью к его каменному торсу. Сухой воздух обжигает мне горло царапающим кляпом по небу и гортани. Хочу закричать, но не могу, спазм перекрывает невидимой пленкой трахею. Вспышка сотрясающих ударов оргазма вместе с мощными толчками члена сокращает мышцы нереально сильным болезненным сжатием. Меня выбрасывает на доли секунды из реального пространства и сознанием и телом. Разум засасывает беззвучным хлопком черная помпа черной дыры, остаются одни лишь ощущения… Дэн в моих руках, его плотная кожа под пальцами, его особый запах, его тело на мне, во мне, сильные сотрясающие толчки и сладкий апогей пульсирующего оргазма.
Я умираю? Боже. Болезненная эйфория, кажется, выгибала все мои кости или пыталась их растянуть под звуки затихающей какофонии вселенского взрыва. Слабость накатывает вместе с неописуемым блаженством и желанием раствориться в этой темной вязкой неге раньше, чем разум вернется в пределы реальности и большой комнаты фотомастерской.
Слух улавливает знакомые звуки — тихие механические щелчки. Но мне еще все по фигу, я плаваю в высших слоях атмосферы Нирваны и не хочу возвращаться. Жужжание зума? Резко открываю глаза.
ЧЕРТ. МАТЬ ТВОЮ…
— Дэн, — резко подскакиваю, но не рассчитываю собственных сил, как и положения в окружающем пространстве. Где потолок, где пол и стены, с какой стороны красный матрац дивана и как именно надо мной стоит или сидит Дэниэл? Заваливаюсь обратно на спину, словно падаю с небольшой высоты в неглубокую яму. Мы что, на карусели, или меня придавило к стенке центрифуги? Тогда почему на Дэне не срабатывают законы ускорения и гравитации?
— Прекрати. Пожалуйста, — немощно накрываю лицо и голову ладошками и изгибами локтей. Готовлюсь жалобно захныкать от неожиданного стыда и собственной беспомощности.
Это не честно. Я к такому не готова, ни морально, ни вообще никак. Это я тут главный и ведущий фотограф. Я.
— Это совсем не больно и не страшно, — Дэн злорадно посмеивается, пытаясь отнять мне руки от моего лица.
Обиженно отбиваюсь, надув губки и грозясь даже заплакать. Еще бы. Довел меня до полуобморочного оргазма, скрутил, насел сверху мне на бедра и воспользовался моей полной беспомощностью. Я с ним такого не делала. По крайней мере, он знал, что я его фотографирую и для чего.
— Даже не думай их удалять, — наши взгляды встретились, когда я угрожающе зыркнула в центр объектива. — Я вижу твои коварные темные мысли насквозь, Эллис Льюис. Если сотрешь хоть один сделанный мною снимок с этой флешки…
Черный взгляд под тенью густых черных бровей в буквальном смысле перехватывает мой восхищенный вдох. Руки цепенеют на весу, хотя астральное тело продолжает со скулящей мольбой тянуться жадными пальчиками к камере, мечтая запечатлеть этот кадр на цифровой носитель.
— Ты мне сегодня же распечатаешь их все, до одного. Слышишь?
Эта сладкая угроза щекочет легкие и желудок ментоловыми кристаллами ледяного инея. Еще шире раскрываю глаза, не в силах согнать с губ возмущенную улыбку. Сознание пытается сопротивляться "беспощадному" предупреждению Дэниэла в старом режиме упрямого осла, но у меня реально не срабатывает ни одна из версий программы противостояния. Ни одного слова, ни одной фразы вызова.
Дэн откладывает Никон и медленно опускается рядом со мной. Вытягивает ноги вдоль моих, протискивая одно колено и бедро меж моими и накрывая меня своей черной властной тенью. Пьянящий знакомый обхват ладони и изгиба руки вокруг моей головы, пальцы на моем затылке, лицо Дэна в паре миллиметрах от моего. Мы снова в одном едином коконе из его мышц, кожи и ментального тепла. Я маленькая песчинка на его широких теплых ладонях, скользящая меж твердых узлов и фаланг длинных сильных пальцев.
— Эллис, я вполне серьезно, — последнее предупреждение прямо в мои губки, перед тем как их контур и изгибы сошлись с гладким шелком губ Дэниэла. Меня вновь прижимает к стенке центрифуги, глаза сами закрываются… Черт с ним, пусть делает с этими снимками что хочет, только пусть не останавливается. Не уходит от меня и из меня…
Гулкие пустые удары откуда-то из ниоткуда. Или стук? Хотя, какая разница. Мне по фиг, по барабану и фиолетово. Я под Дэном, он окутал меня и усыпляет своими токсичными поцелуями и ласками. Его наркотик уже в моей крови и вот-вот задействует свои сильнейшие галлюциногенные свойства.
Удары повторяются, потихоньку прорываясь сквозь блокаду плотного вакуума моей поверхностной прострации.
— Эллис, мать твою… — отвратительное дребезжание дверного звонка прямо по барабанным перепонкам. — Открой.
Мы с Дэном подскакиваем практически в унисон, одновременно оборачиваясь с идентичным удивлением (и частичным испугом) на лицах в сторону дверей.
ГЛАВА 8
— Я знаю, что ты там, Эллис.
Джек Николсон в сцене фильма "Сияние", прорывающийся сквозь створки дверей с оскалом на обезумевшем лице и с топором в руках на перевес, на фоне рвущейся в нашу фотомастерскую Саманты Грин выглядел тогда безобидным медвежонком Тэдди.
— Какого черта?
Я посмотрела на Дэниэла, успевшего озвучить мой собственный вопрос на полсекунды раньше меня.
Хмурится, сильно, со сдержанным изумлением и… негодованием… Еще бы.
Кто-то ворвался в нашу обитель без предварительной записи на аудиенцию. Один стук в двери, и внешний мир прорывает самую неприступную блокаду нашего совершенного единения. Завеса очарования и неземного блаженства сорвана безжалостной рукой незваного гостя. Мы опять слышим раздражительные звуки и голоса внешнего реального мира. Трижды твою мать.
— Вот… засранка, — я едва не застонала.
Возвращение в действительность стоило мне такого эмоционального потрясения, что убить хотелось не только главного возмутителя нашего уединенного спокойствия, но и как минимум нехилую часть населения всей планеты.
Сэм, Сэм. Моя верная боевая подруга. Не смотря на то, что я почти предала тебя тогда, надменно вильнув хвостиком, горделиво вскинув подбородком и притопнув ножкой, ты продолжала свято блюсти наш кодекс верной и преданной дружбы ни смотря ни на что. Ты и не собиралась отступать. Ты единственная умудрилась учуять опасность там, где ее в принципе не могло быть. И ты боролась за свою интуицию, за право отстаивать собственные убеждения и правоту, во чтобы то ни стало, даже ценой нашей дружбы.
Я так и не смогла понять, как, впрочем, и вы оба, что же именно в вас друг в друге так тогда отталкивало. Предчувствие серьезного соперничества, банальная ревность, несовместимость биополей?..
Ты ворвалась тогда к нам, а я уже была готова тебя за это возненавидеть и наслать страшное проклятие на весь твой род.
Почему, почему, черт возьми, ты не могла оставить нас в покое?
