Часть первая
Пролог
На рубеже XIX–XX столетий в России «правил бал» многоликий и многонациональный шпионаж. Для противодействия этой угрозе военный министр Алексей Куропаткин и его единомышленники неоднократно предлагали учредить особый секретный розыскной орган, назвав его «Разведочным отделением». Однако их инициатива гасла в пылу подковерной борьбы в царском окружении. Вынужденно, еще на закате царствования Александра III, ушел в отставку едва ли не главный инициатор создания в России спецслужбы для противодействия шпионажу, полковник Генерального штаба Андрей Архипов. «Инициативная группа» продолжала работу по созданию новой структуры в его особняке, почти в условиях подполья. И действовать практически русская контрразведка начала гораздо раньше того, как на докладной записке военного министра появилась личная резолюция Николая II: «Согласен».
Однако, даже «выйдя из подполья», Разведочное отделение всегда было окружено глубокой тайной. Военные атташаты иностранных государств – основные центры шпионажа на территории страны – находились в столице России, основным районом деятельности нового органа определялся Петербург и его окрестности. Главными его задачами должны были являться «охранение» военной тайны и обнаружение деятельности лиц, выдающих ее иностранцам.
При постановке нового дела многое зависит от личности и деловых качеств первого руководителя. Им стал ротмистр Отдельного корпуса жандармов Владимир Николаевич Лавров, специалист по тайному государственному розыску. По договоренности с министерством внутренних дел, он был переведен на службу в военное ведомство с должности начальника Тифлисского охранного отделения.
А еще раньше волею судьбы в дверь особняка полковника Архипова постучал едва ли не два десятилетия скрывавшийся от царского гнева в монастыре, без вины виноватый Михаил Берг. Разжалованный и лишенный прав состояния, бывший гвардейский офицер знал несколько языков и, самое главное, обладал феноменальной памятью. Убедившись, что Берг – «свой человек», единомышленники привлекли его к участию в тайных операциях.
Чтобы пресечь передачу германской разведке секретных данных, Берга, выбравшего себе псевдоним Агасфер, отправляют в Берлин и Вену, и он выполняет поставленную задачу. При этом он вынужденно «устранил» одного из продажных высокопоставленных русских офицеров и собрал данные, достаточные для предъявления серьезного обвинения другому предателю.
Такое «самовольство» побудило покровителей офицеров-предателей к ответным действиям, и «охота» открывается уже на самого Берга-Агасфера. Тем более что формально он все еще числился в полицейском розыске 20-летней давности. Не желая терять Агасфера, ротмистр Лавров принимает непростое решение: не просто спрятать его на бескрайних просторах России, а организовать многоходовую операцию. Он отправляет его через Иркутск на Сахалин. В случае войны с Японией (а Лавров считает это только вопросом времени) и вероятной оккупации Сахалина Берг, по его плану, должен перебраться в Японию и стать резидентом в тылу врага.
В ночь на 27 января 1904 года внезапным нападением японского флота на русскую эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура, началась Русско-японская война. А в столице Российской империи разгоралась другая, невидимая непосвященному взору битва. Ее позиции пролегли через дипломатические рауты, шифровальные кабинеты посольств, оборонные цеха и конструкторские бюро, конторки чиновников военных интендантств и штабных канцелярий. Разведочное отделение Лаврова стали «вытеснять» с «поля боя».
У Разведочного отделения начались официальные неприятности. Агенты Лаврова, следившие за графиней Комаровской, подозреваемой в шпионаже, заметили организованное за ней параллельное наружное наблюдение. Неизвестные действовали весьма профессионально. Военные контрразведчики решили свернуть свое наблюдение и доложить о случившемся. Как вскоре выяснилось, перехватили Комаровскую филеры Департамента полиции. Через три недели Разведочное отделение таким же точно порядком было отстранено от наблюдения за неким Джоном Маршаллом. В своем отчете Лавров записал: «Возможность повторения подобных случаев, совершенно очевидно парализующих работу Отделения, вызвала необходимость обсудить положение дел, вследствие чего и последовало особое по сему поводу совещание».
На нем представители Департамента полиции предложили устранить образовавшуюся двойственность и объединить усилия подразделения Лаврова с только что созданной «контрразведкой тайной полиции». Причем возглавил «шпионское подразделение» в Департаменте полиции известный авантюрист Манасевич-Мануйлов. Дело шло к неминуемой передаче Разведочного отделения и всего дела в ведение Департамента.
На стороне Департамента полиции было бюрократическое преимущество – поддержка шефа жандармов, министра внутренних дел Плеве, а также мощь всего аппарата общей и тайной полиции. Предвидя дальнейшее осложнение ситуации, военное руководство Лаврова пошло на своеобразный маневр.
Чтобы штаб корпуса жандармов, которому по административной линии формально подчинялся Лавров, не мог надавить на своего офицера, последний был Высочайшим приказом уволен в запас. Одновременно были подготовлены документы к возвращению его на военную службу, но уже не в Корпус жандармов, а в распоряжение Главного штаба, что и было сделано приказом государя. Разведочное отделение было сохранено, но крылья, увы, ему были подрезаны основательно.
Небольшому подразделению Главного штаба трудно было отстаивать свои позиции в схватке за место под солнцем. Слишком неравными были «пробивные способности» тех, кто оказался во главе контрразведки в Генеральном штабе и в Департаменте полиции.
Контрразведка Департамента полиции начала массированное вторжение в сферу тайной деятельности отделения Лаврова. Ему приходится мало-помалу сворачивать работу закордонной разведки в Европе. Что же касается театра боевых действий на Дальнем Востоке, то там ее и вовсе создать не успели…
Глава первая
Москва
Было утро, 3 сентября 1904 года.
– Не оставь, богородица, сироту заботами своими! – женщина, чередуя мелкие поклоны с торопливым обмахиванием крестом, попятилась, потянула за собой худого мальчишку лет двенадцати-тринадцати. – Рот-то закрой, горе мое! Пошли, недосуг мне нынче!
У парадного подъезда солидного четырехэтажного здания на Тверской решительности у женщины поубавилось. Оглянувшись на сына, она тряхнула его ладошку:
– Здесь, что ли, Влас?
– Ага… Раньше газетная редакция в бывшем магазине Лукутина была, во-о-н туточки! А нонесь в новый дом переехали, и типография папенькина тоже, в первом ентаже. Слышь, мать, как машины-то крыльями своими железными хлопають?
– «Хлопають»! Стой ровно, рубашку оправлю!
Женщина придирчиво оглядела сына, потом себя. Тронула щепотками пальцев насборенную на талии старенькую бумазейную юбку. Обмахнула, словно от пыли, простенькую кофтенку с уже обтрепавшейся баской. Снова с опаской покосилась на высоченные двери, которые не успевали закрываться от постоянного потока входящих и выходящих людей. Поток был самый что ни есть разнокалиберный – приказчики, почтальоны с сумками через плечо и фуражках с кокардами, курьеры, прилично одетые господа в мягких шляпах и котелках. Вдоль тротуара выстроились длинной шеренгой извозчики, несколько ломовиков, щегольская коляска. Сбоку от крыльца швейцар, которого постоянный поток посетителей лишил необходимости открывать и закрывать двери, мирно беседовал с городовым – тот снисходительно слушал, приподнимаясь на носках блестящих сапог, изредка кивал, не забывая посверкивать на толпу острым надзирающим оком.
