– Двенадцать тыщ франков… Кажется…
– И где результат? Извольте показать расписки ваших французских «подельщиков» в получении этих сумм, господин Манасевич! Живо! Что-с? Ах, они служат в государственной полиции и выполняли ваше поручение частным образом! Пошел вон, каторжанское отродье
[96]! Даю два дня на то, чтобы взятые вами деньги были возвращены в Специальный оперативный фонд полиции!
Отдуваясь, Манасевич-Мануйлов выскочил из начальственного кабинета. О жестком сроке возврата казенных сумм, впрочем, он и не помышлял: чай, не впервой! Начальство покричит, пар выпустит, да и забудет! Чему в немалой степени будут способствовать надвигающиеся в Петербурге события (Манасевич был осведомлен о грядущем шествии оболваненной Гапоном толпы к царю-батюшке и вызванных в Петербург 30 000 солдат для разгона толп).
Как ни странно, практически о том же думал выпустивший пар Лопухин. «Дело Краевского» на фоне грозного революционного бурления было таким мелким, что не стоило и беспокойства.
Тем не менее, скорее, из педантичной склонности завершать каждое порученное дело до конца, он быстро набросал короткий рапорт на имя министра внутренних дел. Из рапорта следовало, что упомянутый Краевский в списках подозрительных лиц и социалистов не значится, а посему Департамент полиции Санкт-Петербурга компрометирующими сведениями на оного не располагает. Такая же бумага, но уже за подписью министра, отправилась с казенным курьером в Царское Село, где государь приходил в себя после крещенского «казуса» и усердно расчищал лопатой снег на садовых дорожках роскошного сада.
⁂
Буквально вытащив Новицкого из редакторского кабинета в коридор, Лавров увлек его в укромный уголок и взял за пуговицу статского пальто:
– Давайте думать, Андрей Палыч! В редакции Краевского нет: здесь ему, действительно, не дали бы работать. Дорошевич упомянул съемную квартиру…
– Но он мог и схитрить, господин ротмистр! Вполне возможно, что Краевского поселили где-нибудь в тихой гостинице… Впрочем, гостиницу я пока отметаю: в газетах публикуется портрет нашего героя, и там он неминуемо был бы узнан. Так что остается квартира – но где ее искать?
– На то мы и контрразведчики, господин подпоручик, чтобы сыскать таинственную квартиру! Давайте рассуждать: редакция каким-то образом поддерживает с ним связь. Кто-то забирает у него готовые репортажи, приносит на правку гранки
[97] и уносит их в типографию. Кто?
– Конечно, рассыльные, Владимир Николаевич! – хлопнул себя по лбу Новицкий. – И на одной из комнат я тут видел соответствующую табличку. Пойдемте заглянем, господин ротмистр!
Заглянув в комнату рассыльных, Лавров увидел с полдюжины мальчишек, увлеченно играющих на полу в солдатиков. Несколько взрослых рассыльных, в фуражках с соответствующей надписью, читали газеты, время от времени цыкая на мальчишек. Мгновенно оценив взглядом ребячьи физиономии, Лавров с таинственным видом поманил к себе одного из мальчишек в коридор.
– Слышь, оголец, мне письмецо бы господину Краевскому передать, – Лавров небрежно подкидывал на ладони блестящий серебряный полтинник. – Кто ему гранки-то носит?
– Это только старшому, Анисиму доверяют, – сообщил мальчишка, не сводя глаз с монеты. – Только он не возьмет письма вашего: ему строго-настрого велено посторонних бумаг к нему больше ни от кого не брать!
– Жаль! – Лавров отвернулся, сделав разочарованное лицо.
– Слышь, дяденька, – дернул его за рукав мальчишка. – Коли рубь дашь, Мишка Курочкин твое письмо снести может! Он проследил за Анисимом намедни, фатеру эту съемную знает!
– Зови своего Мишку! Коли согласится – полтинник твой!
Не прошло и получаса, как Мишка Курочкин показал петербургским визитерам солидный доходный дом со швейцаром у входа:
– Вот здесь, в третьем етаже господин Краевский обитает! – указал Мишка. – Давай рубь-то, еще скажу кой-чего…
Получив рубль, мальчишка за рукав отвел Лаврова за угол:
– Швейцар может не пустить, дяденька! Анисим, и тот через черный ход ходит… Во-он, через тую дверь…
– Беги, разведчик! А то хватятся тебя в редакции-то! – Лавров шутливо натянул мальчугану форменную фуражку едва не до подбородка. – Пошли, Андрей Павлович!
Поднявшись по давно не метеной лестнице до третьего этажа, визитеры постучали в дверь. Раз, другой… Наконец за дверью раздались шаги, кто-то откашлялся:
– Анисим, ты, что ли? Чего так рано заявился?
Заскрежетал замок, дверь приоткрылась. Новицкий, крякнув, налег на нее всем телом и буквально впихнул в коридор ошарашенного газетчика.
– Ну, с приездом, господин Палмер! – Лавров тут же вошел следом и начал неторопливо стягивать с пальцев перчатки, широко при этом улыбаясь.
– Кто вы? Что вам угодно, господа? – Краевский был одет в домашний халат, взлохмачен и явно только что выбрался из постели.
Переводя глаза с одного визитера на другого, он вдруг быстро сунул руку в карман халата. Револьвер вытащить он не успел: взведенный курок зацепился на ткань, а тут еще и Новицкий, оттолкнул Лаврова, птицей кинулся вперед, сбил Краевского с ног, отобрал револьвер.
– Не надо бы, господин хороший, с такими «цацками» баловаться! – нравоучительно произнес он. – Да еще со взведенным курком в кармане опасную игрушку держите, господин Краевский!
– Кого боитесь, Краевский? – отрывисто спросил Лавров. – На японцев мы с господином подпоручиком вроде не похожи…
– Кто вы? – простонал Краевский, морщась от боли.
– Друзья…
– Но я вас совершенно не знаю, господа! Какие друзья?
– Скажите-ка, господин Краевский, у вас во Франции, по дороге в Японию, были какие-то неприятности?
– Во Франции? Погодите, господа! – Краевский с трудом сел, помял поврежденную падением руку, покосился на Лаврова. – А-а, вот, наверное, о ком говорил тот французик… Друзья из Петербурга!
– Значит, были все-таки неприятности?
– Были, – кивнул газетчик. – Сначала украли чемодан из гостиницы. Потом тот француз пришел, предупредил, что меня ищут. Я уговорил его помочь мне добраться до Дувра… Были все основания полагать, что меня могут обыскать, найти чужой паспорт. Он проводил… А меня и вправду обыскали, в Кале… Ничего не нашли, отпустили…
