– Поручик, найдите коньяк! – резко бросил Лавров, все еще держа Краевского за подбородок.
Новицкий сорвался со стула, безошибочно кинулся к буфету, открыл один ящик, второй, третий. Найдя недопитую бутылку, вырвал зубами пробку, набухал половину чайного стакана и поставил перед Краевским.
– Пейте, Краевский! Пейте, успокойтесь и расскажите все об этом человеке! Это не предательство: Берг – мой человек! Он уехал в Японию по моему приказу, а потом следы его затерялись… Я уже не знал, что и думать… Пейте!
Машинально выпив полстакана коньяку и не сводя расширенных глаз с Лаврова, Краевский зашарил рукой по столу. Лавров выхватил из кармана портсигар, сунул в зубы газетчику тонкую «манилу» и зажег спичку. Подождав, пока Краевский сделает несколько затяжек, Лавров сел, переставив свой стул вплотную к стулу собеседника, обнял его одной рукой за плечи, тряхнул:
– Клянусь, что это самая хорошая для меня новость за последние полгода – по меньшей мере! – Лавров говорил теперь мягко, чуть вздрагивающим голосом. – Берг жив! Рассказывайте, Краевский! Рассказывайте все!
– Он и вправду не назвал своего имени, господин Лавров! Нас представили друг другу в ресторане отеля – он тоже жил там, где и я. Он что-то буркнул под нос – я и не расслышал, признаться! Там, собственно, жила вся небольшая англо-американская колония – десятка три или чуть больше… В основном – коммерсанты. Немцев было всего двое – этот, ваш, и еще один, его имени я тоже не помню. Первый разговор был совсем коротким – обменялись визитками, именами, какими-то шутками… На следующий день я и он были приглашены на банкет, или вечеринку – у кого-то из американцев родился сын. Я знал, что там придется много пить, и не планировал долго рассиживаться. Проглотил перед застольем кусок масла – мы еще студентами так делали, в компании с барышнями, чтобы не пьянеть.
– Масло – коварная штука, – заметил сочувственно Лавров.
– Да-да, и этот ваш… Берг потом сказал мне тоже самое! Главное тут – вовремя уйти, чтобы не «расписаться» в компании… Я ушел вовремя – старательно делал вид, что нагрузился. Меня провожал японский коридорный – там это принято…
– И не только там, – хмыкнул Новицкий, но тут же осекся под свирепым взглядом начальника.
– Да, я ушел вовремя, но в вестибюле отеля было так жарко, что… В общем, на лестнице все выпитое и ударило мне в голову. Я плохо помню… Шел, наверное, кое-как, думал о холодном душе и постели, где я окажусь через несколько минут – и тут моя нога цепляется за ковер, и я со всего маху падаю на четвереньки, успев приложиться головой об каменные перила. Понимаете, я совсем забыл, что рядом со мной – бой, японец. Он держался чуть позади – будь он у меня перед глазами, я бы, наверное, не выключил инстинкт самосохранения…
– Вы от души выругались по-русски! – догадался Лавров.
– Да, все произошло мгновенно и одновременно. Падение – сильная боль и сорвавшееся с языка русское ругательство. Я тут же протрезвел, клянусь! Поглядел на японца, на его прищуренные глаза – и окончательно протрезвел от страха. Он понял, что я не англичанин!
– Берг шел за вами?
– Я вообще не видел того немца. По-моему, он ушел с вечеринки раньше… Его не было ни на лестнице, ни в коридоре – я не представляю, откуда он узнал про мою беду! Встал я почти трезвый – от страха – но продолжал изображать пьяного…
– Зачем?
– Не знаю… Наверное, чтобы японец не закричал, не позвал людей… Сунул ему какие-то деньги, заперся в номере и прямо в брюках и смокинге встал под ледяной душ. Я пытался сообразить – что мне делать – и не мог придумать. Только бежать! Я знал, что бой вот-вот приведет полицию, людей… Так ничего и не придумав, я переоделся в сухое, захватил саквояж и куда-то пошел…
– Куда?
– Говорю вам – я не знал! Была одна только мысль – бежать! Подальше от отеля!
– И где б вы спрятались? На пароходе?
– Пароход уходил из Иокогамы только через день. А это было в Токио… Не знаю, я просто ошалел от страха!
Краевский замолчал, нервно ломая пальцы и весь уйдя в страшные воспоминания. Наконец он ударил обеими руками об стол:
– Курица! Курица с отрубленной головой! Я видел в детстве, меня маленьким привозили в имение матери – у нее тогда еще было имение!
Лавров и Новицкий выразительно и недоуменно переглянулись. Какая курица? При чем тут безголовая курица?
– Нет-нет, я не сошел с ума! – зачастил Краевский. – Понимаете, ей отрубили голову, а она вырвалась из рук поваренка и побежала! Без головы! Так и я в том отеле – хотел бежать куда-то без головы!
Лавров кивнул Новицкому, и тот вылил в стакан Краевского остатки коньяка. Тот жадно выпил, отдышался и почти спокойно продолжил:
– В общем, выбегая из своего номера, я буквально столкнулся с этим… с вашим Бергом. С Одноруким, как его втихомолку называли в иностранной колонии. Он втолкнул меня в номер, успокоил. Сказал, что японец уже никому ничего не расскажет. Научил, что нужно говорить, если меня будут расспрашивать. Мы уговорились встретиться с ним на завтра, в антикварной лавке. Но поговорить нам так и не удалось: рядом все время крутился мой гид и еще какой-то японец. Немец только успел сунуть мне потихоньку письмо, о котором упомянул накануне и которое просил бросить в почтовый ящик где-нибудь в России. Адрес я запомнил: Петербург, Таврическая, 17, Харитонову.
Краевский замолчал.
– Значит, это все, что вы можете о нем рассказать?
Тот пожал плечами: все!
– Ну а раньше, на вечеринке, или накануне? Чем он занимается? Где живет? Как его семья?
– Господи, у него еще и семья там! Н-нет, он не говорил. Кто-то в компании упомянул: вот, мол, везунчик! Добился от японских властей разрешения на занятия коммерцией – что-то связанное с рыбой… Или с консервами…
Новицкий значительно кашлянул, показал Лаврову глазами на массивные часы в углу. Тот понял, поднялся, протянул Краевскому руку – и задержал ее в своей:
– Спасибо за добрые вести, Владимир Эдуардович! Ну, о нашей встрече и разговоре, как вы сами понимаете…
– Господи! Могила! Под расстрелом не расскажу!
– Не зарекайтесь! Можно и рассказать. Тем более что человек, который хотел вас остановить в Париже и вернуть в Россию в наручниках, жив и здоров. И по-прежнему опасен. И если бы не нынешнее смутное время – он вполне мог бы вернуться к вопросу вашей поездки под чужой личиной. Сейчас, думаю, ему не до вас…
– Что вы!
– Так вот, Владимир Эдуардович: начнут вас расспрашивать о нашей встрече – смело рассказывайте! Вот только тему беседы мы с вами скорректируем сейчас. Спросят – о чем речь шла? Только о Японии. Меня интересовали секреты, настроения и прочее. А вот о Берге – ни слова! Я вас об этом не прошу, не требую, не умоляю. А предупреждаю… Помните, если с Бергом что-то случится по вашей милости, – я вас убью. Даю честное слово офицера. Верите?
