– Боже мой, – Катерина глядела на Берга с каким-то священным ужасом. – Боже мой, Машенька говорила, что вы человек энциклопедического ума, но… Вы просто колдун какой-то! Живете в Шанхае, а знаете все, что происходило в Сибири. И даже про ордена, которые никогда и никому не были вручены! Откуда, господин профессор?
Агасфер усмехнулся:
– Вы никогда не задумывались, Катенька, почему цирковые фокусники не любят раскрывать свои секреты? Потому что разгадка этих секретов разочаровывает – настолько она очевидна! Но я не циркач. И не хочу оставаться под подозрением, что тайно побывал в Омске. Разгадка проста: знаки ордена изготовлены в Екатеринбургских гранильных мастерских. А вот с лентами для орденов вышла заморочка: шелкопрядильных мастерских у Директории не было. И ленты заказали в Японии, для чего туда и ездил художник вместе с делегацией министров. По случайной оказии я приезжал по делу в Токио в 1919 году и узнал о делегации из России из тамошних газет.
– Действительно, как просто, – пробормотала молодая женщина. – Но, поскольку эти ордена не имели официального статуса, нынче они стоят не дороже золота, которое пошло на их изготовление?
– Напротив, сударыня! Напротив! Поскольку эти загадочные ордена с тех пор не всплыли ни на международных аукционах, ни среди собирателей-фалеристов, они имеют огромную историческую и коллекционную ценность! Тем более – золотые знаки первой степени: их было изготовлено всего два десятка, против тысячного тиража орденов четвертой степени. Думаю, что не ошибусь, если выскажу предположение, что в Женеве или Лондоне коллекционеры заплатили бы за этот знак как за два-три новеньких паровоза, Катенька!
– Так много!? – округлила глаза Катерина и тут же рассмеялась. – Женева! Лондон! Боже мой… Когда-то мы с супругом строили планы, мечтали прокатиться по Европе. Я, дурочка, бредила Парижем… Пусть уж лежит в шкафу как память!
– Позвольте нескромный вопрос, Катенька? Как получилось, что вы заперли себя в этой глуши? Вы ведь красивая, образованная, умная женщина… Впрочем, можете не отвечать, если мой вопрос задевает ваши чувства…
Катерина махнула рукой:
– Я училась в Александровском приюте для девочек, господин профессор. Его основала еще в середине прошлого века супруга генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьева-Амурского. Это, конечно, рангом пониже, нежели Девичий институт для благородных девиц, но заведение, уверяю, было весьма престижным. Нас учили различным общеобразовательным предметам, а также умению вести хозяйство, кулинарному искусству. Потом я вышла замуж… Мой супруг служил в управлении Иркутской железной дороги. В 1916 году ему предложили место в Тырети с условием, что через два-три года он сможет вернуться в Иркутск и значительно продвинуться по служебной лестнице. Мы поехали, а через год случилась революция. В Иркутске нас никто уже не ждал, инженеров расстреляли или разогнали. Решили переждать лихую годину здесь, да так и… А сейчас – кому я там нужна? Родителей уже нет в живых, родню растрепало по России…
Берг покачал головой:
– Еще раз прошу меня простить, сударыня! И, возвращаясь к нашей теме: я бы настоятельно порекомендовал бы вам выбрать для хранения этого раритета более надежное место, Катенька! Например, несгораемый ящик в конторе. И никому, слышите, никому не говорите о своей находке! Бандиты могут запросто убить вас, коллекционеры-фанатики тоже народ мало предсказуемый… А если власти узнают о вашей находке – отберут, да еще, чего доброго, обвинят в сочувствии к Белому движению, отправят в казематы ЧК.
– Вот так находка! – невесело констатировала Катерина. – Вроде как граната для мальчишек: хранить опасно, а выбрасывать жалко… Знаете что, господин профессор? Давайте, я вам эту «цацку» отдам! А вы ее у себя в Шанхае как-нибудь пристроите, и на добрые дела развернетесь! Продадите и перечислите деньги в пользу голодающих России. Или там у себя кому-нибудь… Сами ж говорили: в Китае русских полно, и многие бедствуют…
Берг покачал головой:
– Я не могу принять столь ценный дар, сударыня! Подумайте сами: редкость стоит… Я даже не знаю сколько, черт возьми! Я же не специалист! Попал как-то на международный аукцион, где продавались всякие редкости, и поразился стоимости подобной вещицы – вот и весь мой опыт! И потом: простите, я вовсе не желаю стать героем газетных публикаций! Продажа раритета на аукционе и последующий дар Советской России – дело громкое! Наверняка ославят: русский эмигрант замаливает грехи перед красной Россией! А у меня грехов против родины нет, сударыня!
Катерина покрутила коробочку с орденом в руках, вздохнула и пожала плечами:
– Лучше бы вы вообще ничего не рассказывали про этот орден, господин профессор! Напугали и озадачили только одинокую женщину… Ладно, на нет и суда нет. Спрячу орден подальше, а там поглядим. Машенька-то с вами в Залари поедет или здесь еще погостит?
– Не могу знать, сударыня. Не было у нас об этом разговора, – удивился Берг. – Госпожа Ханжикова воспользовалась возможностью поехать в Тыреть с экспедицией, чтобы увидеться с вами. Я полагал, что… Впрочем, вам надо спросить у нее самой, Катенька! Вы ведь давние подруги, не так ли?
– Наши семьи жили по соседству, это так. Но я на девять лет младше Марии, и когда она замуж выходила, я только учиться пошла. Познакомились году этак в 1915, после моего замужества, на каком-то благотворительном балу. А потом встретились уже в Заларях – я туда приезжала по делам службы. Родственные души, можно сказать.
Берг почувствовал, что пора уходить: разговор с Катериной явно испортил ей настроение. Откланявшись, он отправился на поиски сына и друзей.
* * *
– Ну, Катюха, будем! – Ханжикова лихо чокнулась, подняла рюмку, и, зажмурившись, с трудом вытянула жгучую настойку. Задыхаясь, торопливо понюхала краюху хлеба, прожевала кусок дичи. – Господи, как мужчины пьют эту гадость! Ф-фу…
Катерина выпила свою стопку с большим умением, но тоже содрогнулась и принялась торопливо жевать. Во время короткой паузы она то и дело поглядывала на подругу и, наконец, заметила:
– Значит, у меня остаешься, Машенька? Точно не едешь в Залари?
Ханжикова пожала плечами:
– Неужели ты вообразила, что я как собачонка побегу за джентльменом из Шанхая только потому, что он много порядочнее и симпатичнее всех, кто меня окружал последние пять лет? И что толку за ним бежать, скажи на милость? Он же возвращается к себе…
– Врешь, Машка! – убежденно покачала головой Катерина. – И мне врешь, и себе! То ли я не видела, с какими глазами ты прощалась с ним на дебаркадере! А если не врешь, то ты конченная дурочка! Сказала бы раньше, я бы с ихними вагонами так не спешила, сама бы попробовала профессора окрутить! Он же женским вниманием не избалован, сразу видать! Давно вдовствует… Такого только приласкай, глазками поиграй – все забудет! Дура ты, Маша!
– Может, и дура, – согласилась Мария Родионовна и взялась за бутылку. – Давай-ка еще по одной! Только за кого ты меня принимаешь? Неужели ты можешь представить меня в роли роковой женщины-обольстительницы, охотницы за мужчинами? Как я, по-твоему, должна была удерживать Михаила Карловича?
