– Не знаю… Пожалуй, что верю. Хотя в наше время верить даже близким людям опасно… Стало быть, хоть в одном я не ошибся: русский ты, Берг! Да… Ну и как? Удалось – песни послушать, с удочкой посидеть?
– Частично. Другой Россия стала, господин Блюхер. Не та, которую я сорок лет назад помнил. Но все равно теперь на душе покойно и светло стало…
– Покойно и светло, – словно эхо, повторил Блюхер и снова уперся в лицо Агасфера светлыми, почти прозрачными глазами. – А как вы вообще попали за кордон, Берг? Вы офицер?
– Моя военная карьера началась еще при Александре Освободителе, – грустно усмехнулся Агасфер. – И при нем же закончилась. Правда, в Туркестане и во Второй турецкой кампании повоевать успел. У меня была невеста Настенька, очаровательная дочка крупного железнодорожного чина. Я даже съездил за ее подвенечным платьем в Париж, к самому мэтру Ворту… Но одно знакомство в Париже оказалось для меня роковым, господин Блюхер: ни свадьбы, ни почетной отставки, ни интересной работы в железнодорожном министерстве, под патронатом несостоявшегося тестя…
– Вы встретили во Франции другую женщину, – понимающе кивнул Блюхер.
– Не женщину, а человека, ставшего мне другом, – возразил Берг. – И за пару месяцев до назначенной свадьбы я узнал, ему грозит смертельная опасность. Я вычислил врага и, убедившись в серьезности его замыслов отправить моего друга в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, вызвал его на дуэль. Я должен был погибнуть на той дуэли: мой противник превосходил меня во владении японским мечом. И я рассчитывал только на то, что утащу его с собой на тот свет. Впрочем, фортуна оказалась на моей стороне и я выжил, потеряв в поединке лишь левую руку. Друг был спасен, а я, едва оправившись от ран, узнал о гневе императора Александра II, обрушившемся на меня. «Бунтовщика», лишившего жизни сотрудника японского посольства, искала вся полиция России, и меня спрятали в польском монастыре, на границе империи. Я провел там двадцать лет, господин Блюхер…
– Но почему ваш высокопоставленный друг бросил вас на произвол судьбы? Хорошенькая благодарность за спасение, – хмыкнул Блюхер. – И потом: после смерти Александра II вы наверняка могли открыто объявиться в обществе…
– Друг не мог открыть императору причину моей дуэли: тем самым он похоронил бы важные для Японии и России дипломатические переговоры. Он умолял меня поехать с ним в Японию…
– Подождите, Берг… Какую Японию? У вас же был поединок с японским дипломатом!
– Верно. А мой друг был главой первого японского посольства в России. Впрочем, все это ныне неважно. Мне некуда было идти из монастыря паулинов, господин Блюхер. Открыться невесте было никак невозможно – я не считал вправе стать инвалидскою обузой для молодой девицы. Уехать с другом и быть ему вечным напоминанием о принесенной жертве? Увольте-с… Мне изготовили протезы, сделали хранителем монастырской библиотеки. И я искренне полагал, что за высокими стенами обители найду покой и умиротворение до конца своих дней. Двадцать лет мне понадобилось для того, чтобы решить попробовать жить с чистого листа. Я скучал по Петербургу, мне снились его каменное величие, снились русские березы. Я хотел посидеть на могиле своих стариков, ушедших из жизни от горя и неизвестности. И втайне надеялся, что обретенные в монастыре знания и умения пригодятся России…
– Что ж вы замолчали, Берг? Мир не принял вас? – с едва уловимым оттенком сарказма поинтересовался военный министр.
– Судьба дала мне второй шанс: волею случая я оказался на службе в Разведочном отделении Генерального штаба Русской армии. Сейчас об этом можно говорить, господин Блюхер! Как и о том, что я был заброшен в Японию накануне Русско-японской войны – вы, конечно, понимаете, для чего?
– Догадаться нетрудно, – Блюхер внимательно поглядел на Агасфера. – Но сейчас-то вы служите японцам, не так ли? Вы не приняли нашу революцию, Берг? Изменили, простите за прямоту, своей Родине?
– Ваши чувства мне понятны. Но в жизни все гораздо сложнее, чем в самых запутанных романах. Впрочем, моя исповедь слишком длинна и совершенно неуместна. Давайте не будем отвлекаться от предмета моего визита, господин военный министр! Вы поможете мне вернуть сына? Клянусь: он не имеет никакого отношения к разведке Японии. И поехал со мной только из сыновнего долга и опасений за старого отца…
Блюхер покусал губы и резко встал с дивана.
– Вы правы, Берг: наша беседа и так затянулась. У меня действительно мало времени. Пожалуй, я попытаюсь выручить вашего сына. Вельский – пятый директор ГПО за два последних года. Его предшественники все как один пошли под трибунал, их убрали за злоупотребления и развал работы. Наверняка и у Вельского рыльце в пуху. Я сломаю его, если понадобится!
– Спасибо, Василий Константинович…
– Пока не за что, – снова усмехнулся Блюхер. – Говорите сразу, пока не ушли – что я еще могу сделать для вас, Берг? Я не умею, как вы, читать мысли, но чувствую, что могу быть еще чем-то полезен! Говорите скорее – у меня через четверть часа еще одно совещание!
– Кроме сына, в подвале ГПО сидит несчастная барышня. Чтобы не умереть с голоду, она понесла продавать на базар последнее колечко – и попалась на этом. У вас ее засудят, сломают…
– Имя? Фамилия? – Блюхер стремительно подошел к столу, вооружился карандашом.
– Надя. Надежда Аверичева.
– Записал. Обещаю: она выйдет завтра утром, вместе с вашим сыном. Слово Блюхера! Где вас можно найти? В железнодорожном тупике? Прекрасно! Завтра утром я пришлю к вам адъютанта-порученца на автомобиле, вы подъедете к особняку дирекции ГПО и встретите сына и эту барышню. Все у вас?
– Есть еще одна просьба. Наша экспедиция закончила работу, и уже четверо суток нас держат на станции, без объяснения причин.
– Вы хотите уехать из России в Маньчжурию? Не смею вас задерживать, Берг. Но дать вам паровоз, увы, не в силах: все локомотивы нынче мобилизованы для военных перевозок в Приморье. Там плохо. Извините, Берг, но этого я никак не могу!
Берг прижал руку к груди и отчаянно помотал головой:
– Я прошу не паровоз. Там же, в тюрьме ГПО, сидит некий Мржавецкий. Он связан с американскими коммерсантами, к чьим вагонам прицеплены наши теплушки. Он, конечно, мерзавец – но, оказавшись на свободе, я уверен, сумеет найти локомотив. Тем более что у вашего правительства контракт с этими американцами. А контракты надо выполнять – иначе другие коммерсанты сюда не поедут. Я поинтересовался у следователя – обвинения против него не выдвинуто.
– Мржавецкий? Записал. Если обвинения против него нет – он тоже выйдет завтра же. Но вам действительно надо убираться отсюда, Берг! Вельский не простит того, что я его сегодня сломаю. Против Блюхера у него кишка тонка! У вас все?
– На сей раз все! – Агасфер встал, поклонился и направился к двери, в которую уже несколько раз заглядывали озабоченные лица военных и штатских.
– Погодите! Разве так прощаются? – Блюхер догнал Агасферу, пожал ему руку и кивнул на диван, где все еще лежала шифровка от Салныня. – Вы забыли свою бумагу, господин Берг. Впрочем, у вас наверняка есть и копия, верно?
