Раввинистические тексты скрывают подробности замысла, уготованного роду человеческому, и их можно выразить так. Повседневная жизнь – нескончаемый ряд возможностей явить свою покорность Богу, чья воля ясно изложена и заключена в Священном Писании, книге, до краев наполненной наставлениями и сведениями [5].
Иногда говорят, что у иудеев и христиан общий Ветхий Завет, а различаются они только в том, считают ли они Новый Завет частью Библии. Строго говоря, это правда – но здесь упускается из виду очень и очень многое. Да, Ветхий Завет един и у иудеев, и у христиан, но и те, и другие, следуя традиции, толкуют его столь разными способами, что почти создается впечатление, будто это разные книги, – и разница о взаимном расположении книг становится знаком этого различия. Для евреев невероятно важна Тора, или Пятикнижие; наряду с ним идут Пророки и Писания, но их значимость гораздо меньше. В наши дни странной бы показалась любая форма иудаизма, которая выдвинула бы пророческие книги на первый план – как сделали это христиане, – и восприняла бы их как ключ к истолкованию Библии. Еврейская Библия – это явно не один свод, это три свода, и один из них намного важнее, нежели два других. И, несомненно, так было и в начале III столетия нашей эры, поскольку именно такой порядок книг предполагает Мишна. Для христиан Новый Завет – единое произведение. А Пятикнижие, как мы прочли в главе 10, у христиан входит в разряд других исторических книг – и наряду с ними создает, как говорили некоторые отцы Церкви, «Девятикнижие», или «Эннеатевх» (см. главу 9). Потом, после своего рода интерлюдии, представленной «учительными» книгами – Псалтирью и Книгой притчей Соломоновых – повествование достигает апогея в словах пророков, предвозвещающих приход Мессии. И если мы вообще должны говорить о «смысле» столь пространного и разнообразного корпуса текстов, как Ветхий Завет, то нам просто приходится обратиться к некой всеобъемлющей схеме истолкования, а если учесть разницу между христианской схемой падения и предвозвещенного искупления с одной стороны и иудейской темой провиденциального наставления и руководства с другой, несомненно, все предстанет почти так, будто перед нами два разных книжных свода.
И, поскольку я установил этот разительный контраст, теперь я должен внести хотя бы немного уточнений. Сказанное верно для того пути, по которому иудаизм и христианство шли на протяжении столетий. Но если вернуться во времена апостола Павла, иными словами, в I век нашей эры, то мы увидим, что иудейские представления были намного разнообразнее, нежели в последующие эпохи, а идеи христиан еще не так прочно укоренились в модели «катастрофы и спасения». В двух книгах, слишком «юных» для того, чтобы их сопричислили к Еврейской Библии, и попавших в разряд апокрифических/второканонических книг, отражен тот же интерес к грехопадению Адама, какой предстояло принять христианам. Одна из них – так называемая Книга Премудрости Соломона, созданная в I веке до нашей эры и прекрасно знакомая христианам – даже тем, кто не считает ее Священным Писанием – ибо в ней есть строка: «А души праведных в руке Божией» (Прем 3:1). Вторая появилась чуть раньше: это Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, она же Сирах, или «Екклесиастик», и в ней звучат слова: «Теперь восхвалим славных мужей и отцов» (Сир 44:1). В обеих грех и смерть – итог непокорности Адама и Евы, и в Книге Премудрости Соломона мы находим по крайней мере мысль о том, что Бог способен вернуть все на круги своя и тем самым даровать бессмертие, – а это уже намного ближе к христианской модели.
Бог создал человека для нетления
и соделал его образом вечного бытия Своего;
но завистью диавола вошла в мир смерть…
Прем 2:23–24
Это совершенно ясная отсылка к истории, случившейся в саду Эдемском, и змей здесь играет роль дьявола – точно как и потом в христианском воображении, но только (по крайней мере не откровенно) не в третьей главе Книги Бытия. Автор продолжает и говорит, что «надежда их [праведных. – Авт.] полна бессмертия» (Прем 3:4), и души их «в руке Божией» (Прем 3:1). Бен-Сирах, автор «Екклесиастика», винит Еву в том, что люди утратили бессмертие:
От жены начало греха, и чрез нее все мы умираем.
Сир 25:27
Третья книга, где важная роль грехопадения в саду Эдемском показана яснее всего – это Третья книга Ездры. Возникла она в конце I столетия нашей эры и тем самым может зависеть от христианских идей, – впрочем, большинство толковников согласны в том, что основа ее чисто иудейская, даже несмотря на то, что сама книга заключена в христианские рамки [6]. Строго говоря, она не является каноничной ни для кого из христиан, пусть даже и появляется как дополнение в Латинской Библии; в греческой традиции ее и вовсе не знают. Вероятно, ее изначально писали на арамейском или иврите, но до наших дней она дошла главным образом на латыни. В ней Ездра, мнимый автор, говорит:
Я отвечал и сказал: вот мое слово первое и последнее: лучше было не давать земли Адаму, или, когда уже дана, удержать его, чтобы не согрешил. Что пользы людям – в настоящем веке жить в печали, а по смерти ожидать наказания? О, что сделал ты, Адам? Когда ты согрешил, то совершилось падение не тебя только одного, но и нас, которые от тебя происходим.
3 Ездр 7:46–48
Это намного ближе к идеям апостола Павла – и последующих христианских авторов – нежели к тому, что стало нормой в иудаизме. Итак, истоки у христианского понимания грехопадения и искупления – иудейские, и начинаются они в двух последних веках до нашей эры, когда иудаизм переменился почти радикально, а то, как читали Еврейскую Библию в ранние и в последующие эпохи, здесь совершенно ни при чем. Христиане унаследовали от иудеев те представления об Адаме и Еве и о необходимости спасения, которые развились лишь ближе к концу эпохи Второго Храма – и упорствовали в них даже после того, как в иудаизме от такого подхода по большей части вновь отказались.
То же можно сказать и о мессианских пророчествах. Идея о пришествии великого царя, подобного Давиду, безусловно, в Еврейской Библии присутствует – в таких произведениях, как Книга пророка Захарии, этот царь назван «машиах» – мессия, помазанник. Но в Ветхом Завете это сравнительно незначительная тема. Многие пассажи, впоследствии истолкованные христианами как мессианские пророчества, изначально относились к вещам намного более приземленным – рождению царского сына в нормальном ходе событий. Скорее всего, это именно так в Книге пророка Исаии (Ис 9:2–7), изначально предвещавшей грядущее рождение сына в роду царя. Впрочем, как мы видим из свитков Мертвого моря, ближе к концу периода Второго Храма некоторым группам становятся очень интересны мессианские пророчества.
Его [Мессии. – Авт.] царствие – царствие вечное, и все пути его истинны. Он будет судить землю по истине, и везде заключен будет мир. Меч исчезнет с земли, и все города преклонятся пред ним. Великий Бог будет силой его.
4Q246
Но раввинистический иудаизм, предшественник того иудаизма, который мы сейчас называем ортодоксальным, утрачивал интерес к мессианским пророчествам – разве что он вновь вспыхивал во время конфликтов или возвышенных ожиданий. Безусловно, в иудаизме ожидали прихода обетованного Мессии, но для практических целей это не представляло особого интереса.
