Не все приняли «Новый взгляд», но он открыл непроторенную дорогу – и мы смогли увидеть Павла на фоне его времени и споров, в которые он вовлекался на самом деле, а не в свете проблем, о которых спорили в гораздо более поздние времена. Общее толкование того, как мыслил Павел – с точки зрения «Нового взгляда», – предлагает нам Дэвид Хоррелл:
Богословие Павла, его евангельское послание, в высшей, в полной мере иудейское: это рассказ о том, как Бог Авраама, Исаака и Иакова, тот Бог, который говорил через Моисея и пророков, теперь свершил нечто, чтобы исполнить давно данные обетования и дать народу Божьему возможность унаследовать их долгожданные благословения через пришествие Мессии. И все же, по евангельской вести Павла, те люди, которые унаследуют эти благословления, те, кто принадлежит к истинным «детям Авраама» – это не только иудеи, но все те, кто верует в Христа, иудеи ли они, или язычники. Несомненно, «во Христе», согласно Павлу, «нет уже Иудея, ни язычника» (Гал 3:28, сравн.: 1 Кор 12:13; Кол 3:11). И потому богословие Павла по сути своей иудейское, но оно притязает на то, что идентичность Израиля, а также благословения и спасение, обещанные ему, уготованы не тому обществу, которое состоит целиком из евреев, а тому, в котором все, и евреи, и язычники, веруют в Христа. Именно здесь в богословии Павла наблюдается фундаментальный конфликт между преемственностью и ее отсутствием: послание Павла не отвергает его иудейское «прошлое», но и не является его прямым продолжением. И несмотря на то что Павел расценивал свою евангельскую весть как провозглашение о том, что совершил Бог Израилев, чтобы исполнить свое обещание благословить все народы земные через Авраама (Быт 12:13), многие иудеи, современники апостола, сочли такое послание опасным, лживым и еретическим – и потому иудеи отвергли Павла и не раз наказывали его в своих синагогах (2 Кор 11:24; 1 Фес 2:14–16) [14].
В более широком ракурсе можно увидеть, как Павел вовлекается в спор об отношении «ветхого» и «нового» в христианской вести. Да, он принижает значение дел закона в качестве основы для спасения язычников, но никогда не отрекается от Ветхого Завета – Еврейской Библии, – воплощение и завершение которого он видит во Христе. И все же отношения язычников к Ветхому Завету неизбежно двусмысленны. Это истинное откровение единого Бога, Он – Бог Израилев и Отец Иисуса Христа; но ветхозаветное откровение превзойдено тем, что было явлено о Боге во Христе, и язычникам, по крайней мере, не нужно скрупулезно соблюдать ее предписания. Христос есть «конец [греч. τέλος] закона» (Рим 10:4), – то есть его отмена и одновременно его окончательное исполнение. Здесь виден конфликт, которому и дальше уготовано быть чертой христианства. Маркион Синопский (85–160), учитель II века, стремился разрешить этот конфликт, провозгласив о том, что Ветхий Завет был для христиан просто недействительным, и даже устраняя все упоминания о Ветхом Завете из Евангелий. Это была одна крайность, и некоторые следовали ей на протяжении поколений, но в конце концов ее объявили ересью. На другом полюсе находились те жители Древнего мира – и находятся те современные христиане, – которые просто отрицают наличие этого конфликта и воспринимают Ветхий Завет столь же полноправным законом для исполнения, как и Новый. Павел проходит сложный путь между этими двумя полюсами, и иногда нить его дроги завивается узлом. Стоит прочесть Послание к Римлянам с девятой по одиннадцатую главы, и почти все убедятся в том, что положение Павла было в высшей степени сложным и противоречивым. В этих главах утверждается, что христианам из язычников было даровано то место в обетованиях Божьих, которого лишились иудеи, не принявшие христианство – но при этом говорится, что Израиль как единое целое будет в должный час спасен. Здесь напрашивается мысль о том, что апостол Павел просто сам себе противоречит [15], но мне кажется, что он пытается бороться с аргументами равной силы, которые тянут в противоположные стороны. Если мы берем на себя обязательство воспринимать слова апостола Павла как в каком-то смысле авторитетные, значит, нам нужно продумать и решить тот самый вопрос, с которым бился он сам: это лучше, чем относиться к его словам примерно так же, как относились противники апостола к Ветхому Завету – как к совершенно обязательному к исполнению и необходимому для спасения.
Авторство
До сих пор мы говорили только о тех посланиях, которые, как считает большинство библеистов, принадлежат именно апостолу Павлу. Ряд других, скорее всего, написан под псевдонимом – то есть эти произведения лишь приписываются Павлу, но созданы не им. Самый очевидный пример – так называемые Пастырские послания: Первое и Второе послания к Тимофею и Послание к Титу. Они, как и подлинное Послание к Филимону, обращены не к церквям, а к конкретным людям, которые, как нам известно, были связаны с Павлом в его миссии. Но, кажется, эти послания не принадлежат Павлу – по двум причинам.
Во-первых, стиль греческого языка, заметный в них, совершенно отличается от стиля Павла, намного более утонченного и изящного. Конечно, возможно, что Павел со временем изменил свой стиль, и некоторые утверждали, что Пастырские послания написаны в поздний период жизни апостола, – предполагая, что он сумел избегнуть казни и снова приступил к миссии, а потом, уже в преклонном возрасте, написал эти письма своим прежним спутникам. Но это скорее отчаянная уловка, призванная «сберечь» письма для Павла.
Во-вторых, устроение церкви, подразумеваемое в Пастырских посланиях, намного более напоминает церкви II века – а не те, что были во времена Павла. В письмах Павла, как мы видели, порядок в церкви еще только зарождается; в Пастырских посланиях, напротив, представлена христианская форма правления: уже есть епископы, занимающие более высокое положение в общине [16] и, как предполагается, бывшие главами семейств; есть порядок принятия в церковь вдов, согласно которому принимают лишь старых (1 Тим 5:3–16). Положение женщин ясно: они должны подчиняться мужчинам.
Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии.
1 Тим 2:11–12
Павел не высказывался об этом столь ясно. Да, он настаивал на том, чтобы женщины покрывали голову в церкви, но в то же время предполагал, что они будут молиться и пророчествовать, когда собрание сойдется для богослужения (см. 1 Кор 11:2–16). В то же время еще один пассаж в Первом послании к Коринфянам говорит: «Жены ваши в церквах да молчат… ибо неприлично жене говорить в церкви» (1 Кор 14:33–35). NRSV приводит весь этот абзац в скобках, вероятно, намекая на распространенное убеждение в том, что он добавлен к Первому посланию к Коринфянам позже, поскольку рушит все доводы главы: она посвящена молитве и пророчествам в христианском собрании – а не вопросу о том, кому разрешено говорить. Если эти слова на самом деле принадлежат апостолу Павлу, тогда одна из причин сомневаться в том, кто автор Первого послания к Тимофею, исчезает. Но все-таки кажется, что это вставка, искажающая учение Павла равно так же, как искажают его Пастырские послания. Просто везде и всегда, кроме этого места, апостол явно благоволит к вовлечению женщин в церковь – как и язычников, и рабов, на совершенно равных основаниях:
