Анна была совершенно сбита с толку, когда Сара стала утверждать, что изменение имело место не с ее стороны, а со стороны королевы. Она подразумевала, что чувства королевы охладевают, и позже герцогиня пришла к выводу, что Анна уже испытывала нездоровую любовь к Абигайль Хилл. Хотя политика становилась все более возрастающим источником трения между ними, королева изо всех сил старалась улестить Сару иными способами. Она пообещала: как только появится вакансия, дать престижную должность при дворе графу Бриджуотеру, недавно женившемуся на третьей дочери четы Мальборо.
«…хотя Бриджуотер не являет собой Соломона… для меня больше всего имеют значение его близкие родственные отношения с моей дорогой миссис Фримэн».
В конце 1703 года по чисто политическим причинам Анна удалила из правительства ключевые фигуры тори и надеялась, что это приведет к сближению между ней и герцогиней Мальборо. Однако ей предстояло испытать разочарование. Весной 1704 года Сара столь раздраженно высказывалась в своих письмах, что Годольфин был вынужден выразить ей недовольство ее неразумным поведением и предостерег не злоупотреблять «терпением миссис Морли» путем столь длительного отсутствия при дворе. Вскоре после этого Сара действительно вернулась ко двору, но сохранила свое воинственное отношение к Анне, терзая ее по поводу уже затертых тем пристрастия к тори и изменившегося поведения по отношению к ней. Как герцогиня вспоминала позднее, они часто спорили на эту тему, «иногда не без накала страстей, но за этим быстро следовало примирение». Для Анны же эти встречи стали настолько болезненными, что она уже больше не жаждала видеть Сару всякий раз, когда выдавалась благоприятная возможность, и заявила герцогине:
– Я не возражаю, чтобы мне указывали на мои недостатки, но пусть сие будет в письменном виде, ибо я не осмеливаюсь и рта раскрыть.
Тем временем 2 августа 1704 года вооруженные силы под командованием герцога Мальборо в соединении с армией австрийского императора во главе с принцем Евгением Савойским нанесли сокрушительный удар по численно превосходившему баварско-французскому воинству возле деревни Бленгейм. Эта победа подняла авторитет Мальборо на недосягаемую высоту, заткнув рот тем клеветникам, которые издевались над ним как «военачальником-фаворитом», всем обязанным дружбе своей жены с королевой. В Англии люди буквально помешались от восторга при известии, что Мальборо нанес французам «такое поражение, какового не бывало в Европе за тысячу лет». 7 сентября в соборе Св. Павла состоялась благодарственная церемония, совершенная «с чрезвычайной пышностью и блеском». Однако Сара не изменила своего холодного отношения к Анне, продолжавшей слать ей любящие письма, на которые неизменно приходил обескураживающий ответ герцогини:
«…доброта вашего сердца ушла от меня безо всякой причины…, всего лишь за то, что я так верна вам».
Герцогиня продолжала укорять королеву чрезмерным покровительством политикам тори и саркастически просила просветить ее на предмет того, что она считает определяющими качествами, столь любезными Анне в них.
«Я прошу вас, опишите мне их характер… каковы суть сии дорогие создания, столь чрезмерно любимые, дабы я была склонна так же влюбиться».
Но особенно оскорбило королеву письмо Сары о гражданской войне, в вопросах которой герцогиня мнила себя знатоком, прочитав «все книги, малые и большие, написанные о сем предмете». Она полагала, что политическое мировоззрение Анны было сформировано тем, что ей поведали об этом конфликте в семье. Именно «сии россказни с детства вселили в нее такое омерзение к тем, кого в те дни называли вигами, или круглоголовыми», а посему Сара взяла на себя труд устранить пробелы в познаниях Анны по части истории.
«…король Карл отнюдь не был безвинной жертвой, ибо чрезмерная слабость сего незадачливого монарха внесла такой же вклад в его несчастья, как и озлобленность сих дурных людей [вигов]. Он подставил себя погибели, позволив руководить собой почти столь же дурными людьми, как и те, которые приговорили его к смерти, не последнюю роль среди которых играла королева Генриэтта-Мария. Покойная королева была не только француженкой, что само по себе является достаточным несчастьем, но и чрезвычайно дурной женщиной и католичкой до мозга костей… многие из тех тори, к которым вы так благоволите, в настоящее время, несомненно, перешли бы в эту веру».
У Анны захватило дух от подобного очернения ее деда и бабки. Она написала в ответ, что воздержится от комментария, поскольку «все, что я говорю, приписывается либо моей пристрастности, либо внушению мне блюдолизами и дураками». Годольфину же она излила душу, написав:
«Я теперь совершенно отчаиваюсь по сему поводу, каковой доставляет мне немалое огорчение, однако я всегда буду оставаться такой же и готова во всех случаях оказывать ей все те услуги, которые находятся в моей власти».
Это ничуть не смягчило Сару, и некоторое время спустя она обвиняла Анну в потакании тори при голосовании в парламенте по закону о земельном налоге.
«Я должна взять на себя смелость сказать, что это выглядит как безрассудная страсть…, ваше ослепление словом „тори“ не делает вас способной постичь глубину их явного вероломства».
Далее герцогиня просила извинения за то, что некоторое время не будет прислуживать королеве, ибо, если они встретятся, Сара будет считать своим долгом «высказать множество вещей, каковые, как известно мне (по моему печальному опыту), будут неприятны для вас».
Невзирая на уже открытую браваду Сары, королева не оставляла планов по достойному вознаграждению ее победоносного супруга, который должен был вернуться в отечество в декабре 1704 года. Хотя Сара позднее утверждала, что Анна никогда не одаривала ее «за все время, что я служила ей после восшествия на трон, ничем, кроме бриллианта или суммы денег не более стоимости веера», королева отметила победу герцога при Бленгейме пожалованием миниатюрного изображения герцога, вместо стекла покрытого плоским, так называемым портретным, бриллиантом, который в завещании Сары был оценен в 800 фунтов стерлингов. В январе 1705 года парламент обратился к королеве с просьбой составить проект по увековечению заслуг Мальборо перед нацией. Через неделю Анна направила членам парламента послание, в котором сообщала о своей готовности пожаловать герою королевское имение Вудсток в Оксфордшире, в котором надлежит построить великолепный дворец за королевский счет, но, к сожалению, монаршее обещание платить за строительство не было подкреплено письменным обязательством. Эта промашка повлекла за собой серьезные неприятности в последующие годы, когда ее отношения с четой Мальборо были безвозвратно разорваны.
В качестве архитектора Мальборо выбрал Джона Вэнбру, который за короткое время создал проект, одобренный королевой и понравившийся Мальборо, желавшему обрести грандиозный памятник своим достижениям. Но против выступила Сара, считавшая замок слишком гигантским, опасаясь, что в нем будет трудно жить. Ее также волновали расходы, которые понесет корона, ибо «сумма была чересчур велика даже для оплаты королевой», но потом утешилась мыслью, что Анна «все равно потратит сии деньги не лучшим образом».
