Внезапно я подумал, что вернулись подрывники, чтобы сбросить на землю упрямый коровий зад.
Когда Честер вновь царапнул стекло, я поднялся. Осторожно приблизился к окну. Не из страха, что стекло прошибет бутылка с «коктейлем Молотова». Просто не хотел, чтобы разъяренный кот неправильно истолковал мои мотивы.
На улице, у забора из штакетника, огораживающего дом, стоял Человек-гриб, Боб Робертсон.
Глава 16
Первым у меня возникло желание отпрянуть от окна. Но если Человек-гриб следил за мной, значит, каким-то образом узнал, что раньше я побывал в его доме в Кампс Энде. И желание укрыться от его глаз истолковал бы как доказательство моей вины.
Я остался у окна, довольный тем, что Ужасный Честер находится между мной и Робертсоном. Порадовало меня и другое: кот сразу же, даже на большом расстоянии, невзлюбил этого человека, подтвердив, что мое недоверие к нему небеспочвенно.
До этого момента я и представить себе не мог, что мы с Ужасным Честером можем хоть в чем-то прийти к единому мнению, за исключением нашей любви к Маленькому Оззи.
Впервые я видел, что на лице Робертсона нет улыбки, мечтательной или какой-то еще. Освещенный лучами заходящего солнца, уже не слепяще-белыми, а медово-золотыми, на фоне темных терминалий, он выглядел таким же мрачным, как Тимоти Маквей на огромной фотографии, висевшей на стене его кабинета.
За спиной послышался голос Оззи: «О Боже, и как это люди берут в рот врага, чтобы он похищал их разум».
[34]
Обернувшись, я увидел его с подносом, на котором стояли два стакана с вином и тарелка с кубиками сыра в окружении крекеров.
Поблагодарив его, я взял один стакан и вновь посмотрел в окно.
Боб Робертсон более не стоял там, где я только что его видел.
Рискуя попасть под горячую лапу Ужасного Честера, я шагнул к окну, посмотрел направо, налево.
— Ну? — нетерпеливо спросил Оззи.
Видимо, Робертсон ушел, и очень быстро, по какому-то срочному делу.
И его поспешное исчезновение, пожалуй, напугало меня даже больше, чем внезапное появление у забора. Если б он хотел следить за мной, я бы пошел навстречу его желаниям, чтобы знать, где он находится. Информация о местоположении врага лишней не бывает.
— О Боже, и как это люди берут в рот врага, чтобы он похищал их разум, — повторил Оззи.
Отвернувшись от окна, я увидел, что поднос он уже поставил и теперь поднял стакан, словно произнося тост.
Стремясь взять себя в руки, я ответил:
— Иногда выпадают такие трудные дни, что мы просто не можем заснуть, не позволив вину украсть наш разум.
— Юноша, я не прошу обсуждать эту цитату, спрашиваю лишь, откуда она.
Однако я пока мог думать только о Робертсоне.
— Сэр?
— Из Шекспира! — В голосе Оззи слышалось легкое раздражение. — Я задал вопрос, чтобы помочь тебе сдать экзамен, а ты все равно провалился. Это фраза Кассио из третьей картины второго действия «Отелло».
— Я… отвлекся.
Указав на окно (Честер успел угомониться и вновь пушистой грудой спокойно лежал на подоконнике), Оззи изрек:
— Разруха, которую эти варвары оставили за собой, навевает грустные мысли, не так ли? Напоминает, сколь тонок налет цивилизованности.
— Сожалею, что приходится разочаровывать вас, сэр, но мои мысли были не столь глубокими. Я просто… просто подумал, что узнал проходившего мимо человека.
Подняв стакан в пятипалой руке, Оззи произнес новый тост:
— Да будут прокляты все злодеи.
— Не слишком ли сильно сказано, сэр… прокляты?
— Не мешай ходу моих мыслей, юноша. Просто пей.
Поднося стакан ко рту, я вновь посмотрел в окно.
Потом вернулся к креслу, в котором сидел до того, как услышал шипение кота.
Сел и Оззи, но его кресло заскрипело куда сильнее, чем мое.
Я смотрел на книги, на прекрасные копии ламп от Тиффани, но уют гостиной более не успокаивал, я буквально слышал, как тикают мои наручные часы, отсчитывая секунды, каждая из которых приближала и меня, и всех остальных к 15 августа.
— Ты пришел сюда с тяжелой ношей, — продолжил Оззи. — А поскольку я не вижу подарка, следовательно, ноша эта — какая-то беда или проблема.
Я рассказал ему о Бобе Робертсоне. От чифа Портера сведения о черной комнате утаил, а с Оззи поделился ими, потому что его воображение могло воспринять все.
Помимо публицистики, он написал две серии детективных романов, которые имели успех у читающей публики.
Первую, как вы могли догадаться, о толстом детективе, который находит преступника, не выходя из дома, непрерывно сыпля остротами. А в оперативной работе он полностью полагается на свою очаровательную и атлетическую жену, которая его обожает.
Эти книги, говорит Оззи, основаны на подпитанных определенными гормонами юношеских фантазиях, которые поглощали его в подростковом возрасте. Да и теперь иной раз возникают.
Во второй серии преступления раскрывает женщина-детектив, очень приятная дама, несмотря на все ее неврозы и булимию.
[35]
Эта дама появилась на свет на пятичасовом обеде Оззи с его издателем, во время которого они отдавали предпочтение не столько вилкам, сколько стаканам для вина.
Не соглашаясь с утверждением Оззи, что у вымышленного детектива могут быть личные проблемы или привычки, пусть даже не очень-то и приятные, но он все равно будет оставаться любимцем публики до тех пор, пока автору удается вызывать у читателей сочувствие своему герою, издатель сказал: «Никому не удастся заставить широкую аудиторию читать о женщине-детективе, которая после каждой трапезы сует два пальца в рот, чтобы опорожнить желудок».
Первый же роман именно с такой героиней получил премию Эдгара По, которая для писателей, работающих в жанре детектива, равнозначна «Оскару». А десятая книга, недавно опубликованная, разошлась тиражом, превышающим любую из первых девяти.
И с серьезностью, которой не удается скрыть озорную ухмылку, Оззи теперь утверждает, что в истории литературы нет романов, со страниц которых изливалось бы такое количество блевотины, к вящему удовольствию множества читателей.
Успех Оззи ни в коей мере не удивляет меня. Он любит людей и слушает их, а его книги проникнуты любовью к человечеству.
