Она все еще переживала смерть родителей, всего боялась, чувствовала себя одинокой и покинутой, многого не понимала, стыдилась того, что происходит, в общем, три месяца терпела приставания этого извращенца. Но наконец рассказала обо всем социальному работнику, женщине, которая периодически навещала ее по поручению агентства, обеспечивающего права приемных детей.
После этого, нетронутая, она прожила в приюте при церкви Святого Бартоломео до завершения учебы в средней школы.
Мы с ней начали встречаться в первом классе средней школы и больше четырех лет были лучшими друзьями.
И несмотря на то, как много мы значили друг для друга, несмотря на то, что собирались достигнуть еще большего в грядущие годы, я смог обидеть ее («Почему ты боишься секса?»), когда она слишком уж прижала меня моим страхом перед оружием.
Циник как-то сказал, что самая характерная черта человечества — наша способность вести себя с другими не по-человечески.
По отношению к человечеству я — оптимист. Полагаю, Бог — тоже, иначе Он давно бы стер нас с лица этой планеты и начал все заново.
И, однако, я не могу выбросить из головы утверждение этого циника. Вот и сам могу вести себя не по-человечески, пример тому — мой резкий ответ человеку, который дороже мне всех на свете.
Какое-то время мы плыли по асфальтовым рекам, не находя Человека-гриба, но возвращаясь друг к другу.
— Я люблю тебя, Одди, — наконец сказала она.
— Я люблю тебя больше жизни, — ответил я осипшим от волнения голосом.
— У нас все будет хорошо.
— У нас уже все хорошо.
— Мы странные, нервные, но у нас все хорошо, — согласилась она.
— Если кто-то изобретет термометр, который меряет странность, он растает у меня во рту. Но ты… у тебя — нет.
— Значит, ты отрицаешь мою странность, но соглашаешься с тем, что я — нервная.
— Мне понятна твоя проблема. Некоторые виды странности кажутся крутизной, но нервность — никогда.
— Именно так.
— Так что, как джентльмен, я не могу отрицать твою странность.
— Извинения принимаются.
Мы еще какое-то время покружили по улицам, используя автомобиль точно так же, как человек, ищущий воду, использует «волшебную лозу»,
[41]
пока я не свернул на стоянку «Дорожек Зеленой Луны». От торгового центра, где находилось кафе-мороженое, в котором работала Сторми, этот боулинг-центр менее чем в полумиле.
Она знает о повторяющемся тревожном сне, который я вижу раз или два в месяц в течение последних трех лет. Его неотъемлемая часть — убитые работники боулинг-центра: лужи крови от пуль в животе, сломанные конечности, изуродованные лица, не пулями, а чем-то большим и тяжелым.
— Он здесь? — спросила Сторми.
— Не знаю.
— Так этой ночью он станет явью… твой сон?
— Я так не думаю. Не знаю. Возможно.
Рыбные тако плавали в кислотных потоках в моем животе, вызывая изжогу в горле.
Ладони стали влажными. Я вытер их о джинсы. Очень хотелось поехать к Сторми и взять ее пистолет.
Глава 22
Автомобили заполнили стоянку боулинг-центра на две трети. Я поездил по ней в поисках «Эксплорера» Робертсона, но не смог его найти.
Наконец припарковался и выключил двигатель.
Сторми уже открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья, но я ее остановил:
— Подожди.
— Не заставляй меня называть тебя Малдером, — предупредила она.
Глядя на бело-зеленые буквы, складывающиеся в название боулинг-центра, «ДОРОЖКИ ЗЕЛЕНОЙ ЛУНЫ», я надеялся понять, произойдет ли бойня, которую я видел во сне, прямо сейчас или в недалеком будущем. Но неоновые буквы ничего не сказали моему шестому чувству.
Архитектор боулинг-центра отдавал себе отчет в том, каких денег стоит кондиционирование большого здания в пустыне Мохаве. На боковых поверхностях этого квадратного здания с низкими потолками внутри использовался минимум стекла, которое проводило тепло куда лучше бетонной стены. Светло-бежевая штукатурка днем отражала солнечный свет, а с приходом ночи быстро остывала.
В прошлом это здание не казалось зловещим, в нем чувствовались разве что практичность дизайна, прямые линии и простота фасада, свойственные большинству современных зданий, возводимых в пустыне. Теперь же оно напоминало мне бункер, в котором складировались боеприпасы, и я чувствовал, что очень скоро в его стенах может прогреметь мощный взрыв. Склад боеприпасов, крематорий, могила…
— Здесь сотрудники носят черные слаксы и синие рубашки с белыми воротничками, — сказал я Сторми.
— И что?
— В моем сне все жертвы были в желтовато-коричневых слаксах и зеленых рубашках-поло.
Она все еще оставалась на сиденье «Мустанга», но одна нога уже касалась асфальта автостоянки.
— Тогда нам нужно не это место. И сюда ты приехал по другой причине. Раз уж внутри нам ничего не грозит, давай зайдем и посмотрим, что привело тебя в это заведение.
— Во втором боулинг-центре (я имел в виду «Боулинг — всегда праздник», расположенный по другую сторону центрального района, других боулинг-центров в Пико Мундо и его ближайших окрестностях не было) обслуживающий персонал носит серые слаксы и черные рубашки с именами, вышитыми на нагрудном кармане.
— Тогда твой сон связан с неким третьим боулинг-центром, расположенным вне Пико Мундо.
— Раньше такого никогда не было.
Всю свою жизнь я прожил в относительном покое в Пико Мундо и его ближайших окрестностях. Даже не бывал на границах округа Маравилья, административным центром которого и является наш город.
Если мне будет суждено дожить до восьмидесяти лет, что маловероятно, и такая перспектива меня совсем не радует, однажды я, возможно, решусь покинуть Пико Мундо, поезжу по пустыне, может, даже загляну в один из маленьких городков округа. А может, и нет.
Мне не нужны ни смена обстановки, ни экзотические впечатления. Мне хочется знакомого, стабильного, уютного и домашнего, и от этого напрямую зависит мое душевное здоровье.
В городе вроде Лос-Анджелеса, где люди буквально живут друг у друга на голове, насилие имеет место быть ежедневно, ежечасно. Число его жертв за один год там наверняка больше, чем за всю историю Пико Мундо.
Агрессивность водителей Лос-Анджелеса убивает людей с той же постоянностью, с какой пекарня выпекает булочки. А еще землетрясения, пожары в многоквартирных домах, террористические акты…
Я могу только представить себе, сколько мертвых бродит по улицам этого мегаполиса или любого другого. В таком месте, где множество усопших будет обращаться ко мне за справедливостью, утешением или даже ради молчаливого общения, я, без сомнения, постараюсь найти спасение в аутизме или самоубийстве.
