Кто-то оставил в ванной свет.
Я не трачу электричество попусту. Пусть стоимость его и невелика, но повар блюд быстрого приготовления, собирающийся жениться, не может позволить себе оставлять лампочки зажженными или ублажать музыкой пауков и призраков, которые могут навещать его апартаменты в отсутствие хозяина.
С широко открытой дверью в ванной было лишь одно место, где мог укрыться незваный гость: за задернутой занавеской для душа.
Приняв душ, я всегда оставляю занавеску задернутой, в противном случае она не высохнет из-за слабой вентиляции. И плесень тут же поселится в ее влажных складках.
Но после моего ухода кто-то сдвинул занавеску. И этот кто-то лежал сейчас в ванной лицом вниз.
То ли упал туда, то ли его бросили, как мешок с кукурузой. Живой человек не мог лежать в столь неудобной позе, прижимаясь лицом к сливному отверстию, с правой рукой, завернутой за спину под углом, говорящем о вывихе, а может, и об обрыве связок.
Пальцы этой оставленной на виду руки скрючились. Не дергались, не дрожали.
На дальней стороне ванны на белой эмали запеклось кровавое пятно.
Блеск жидкого мыла на фаянсе раковины и его слой у сливного отверстия предполагали, что убийца, свершив свое черное дело, долго мыл руки, не жалея мыла, возможно, оттирал кровь или пороховую копоть.
А вытерев руки, бросил полотенце в ванну. Оно накрыло затылок жертвы.
Мое сердце выбивало ритм, определенно не сочетающийся с мелодией, которую выводила ночная птичка.
Я вновь посмотрел на пистолет, который лежал на ковре рядом с входной дверью. Мое интуитивное нежелание прикоснуться к оружию теперь казалось мудрым решением, хотя я до сих пор не понимал, что же здесь произошло.
Мобильник лежал на кухонном столике, телефон стоял на тумбочке у кровати. Я думал о том, по какому телефону мне позвонить и кому.
Потом понял, что прежде всего нужно увидеть лицо покойника. Из тех соображений, что оно поможет хоть как-то прояснить ситуацию.
Повернулся к ванне. Наклонился над ней. Стараясь не смотреть на скрюченные пальцы, схватился за одежду убитого и, не без труда, повернул его сначала на бок, потом на спину.
Полотенце соскользнуло с его лица.
По-прежнему бледный, но уже без тени улыбки, передо мной лежал Боб Робертсон. В смерти его глаза не бегали, а смотрели в одну точку. Куда-то далеко-далеко, словно в последнее мгновение своей жизни он увидел что-то более интересное и завораживающее, чем лицо убийцы.
Глава 32
На мгновение я испугался, что Человек-гриб моргнет, ухмыльнется, схватит меня и потащит в ванну, чтобы впиться зубами в мою плоть и сожрать с аппетитом, продемонстрированным в «Пико Мундо гриль».
Его неожиданная смерть лишила меня монстра, с которым я собирался бороться. Получилось, что все мои планы построены на песке. Я исходил из того, что он — маньяк-одиночка, который убивал людей в моем повторяющемся сне, а не такая же жертва. С мертвым Робертсоном лабиринт лишился Минотавра, которого мне предстояло выследить и убить.
Его застрелили выстрелом в грудь, с чрезвычайно близкого расстояния, возможно, прижав к нему дуло пистолета или револьвера. На его рубашке осталась дыра не только от пули, но и от вспышки выстрела. Вокруг ее обгорелых краев темнел пороховой налет.
Поскольку сердце остановилось практически мгновенно, крови вытекло совсем ничего.
Я ретировался из ванной.
Уже собрался захлопнуть за собой дверь. Но вдруг подумал, что за закрытой дверью Робертсон может подняться из ванны, несмотря на разорванное пулей сердце, подойти к двери и дожидаться меня, чтобы захватить врасплох, когда я опять открою дверь.
Он умер, его убили, я точно знал, что он мертв, но лишенная всякой логики тревога узлом завязывала мне нервы.
Оставив дверь в ванную открытой, я направился к раковине и вымыл руки. Вытерев их бумажными полотенцами, едва не начал мыть снова.
Хотя я касался только одежды Робертсона, мне казалось, что мои руки пахнут смертью.
Сняв трубку с настенного телефона, я случайно стукнул ею об аппарат, чуть не уронил. Руки у меня дрожали.
Я вслушивался в длинный гудок.
Номер чифа Портера я знал наизусть. Мог не искать его в справочнике.
Но в итоге я повесил трубку, не нажав ни на одну кнопку с цифрами.
Обстоятельства изменили мои доверительные отношения с начальником полиции. Мертвец ждал, пока его найдут. В моей квартире. Здесь же лежал и пистолет, орудие убийства.
Ранее я сообщил о встрече с жертвой в церкви Святого Бартоломео. И чиф знал, что я незаконно проник в дом Робертсона во второй половине вторника, а потому дал этому человеку повод выразить мне свое неудовольствие.
Если пистолет зарегистрирован на Робертсона, полиция пришла бы к логичному выводу, что Робертсон появился здесь с целью выяснить, каким ветром меня занесло в его дом, и, возможно, начал мне угрожать. Они бы предположили, что мы поспорили, спор перетек в драку, а потом я, защищаясь, убил Робертсона из его же пистолета.
Копы не стали бы обвинять меня в убийстве. Возможно, даже не отвезли бы в участок на допрос.
А вот если пистолет не зарегистрирован на Робертсона, тогда я влипал в пренеприятную историю, как крыса, попавшая в клеевую ловушку.
Уайатт Портер слишком хорошо меня знал, чтобы поверить, что я могу хладнокровно убить человека, если моей жизни не угрожает опасность. Будучи начальником полиции города, он определял политику вверенного ему подразделения и принимал все важные решения, но он не был единственным полицейским в Пико Мундо. Другие не стали бы спешить с признанием меня невиновным при столь сомнительных обстоятельствах, и на всякий случай, чтобы не вызывать лишних вопросов, чиф мог на день посадить меня в камеру, с тем чтобы найти возможность разрешить ситуацию в мою пользу.
В тюрьме мне не грозила кровавая катастрофа, которая могла произойти в Пико Мундо, но я и не смог бы воспользоваться своим даром, чтобы ее предотвратить. Не смог бы отвести Виолу Пибоди и ее девочек в дом сестры, который стал бы для них безопасным убежищем. Не смог бы найти способа убедить семейство Такуда изменить намеченные на среду планы.
Я надеялся последовать за бодэчами к месту преступления, где они обязательно начали бы собираться ближе к полудню, может, чуть позже. Эти злобные призраки всегда заранее заявлялись на «представление», вот у меня и появилось бы время для того, чтобы постараться изменить судьбы тех, кто мог в этот день встретить смерть в еще не известном мне месте.
Однако закованный в цепи Одиссей не смог бы найти путь к Итаке.
Я обращаюсь к этой литературной аллюзии исключительно по одной причине: Маленького Оззи позабавит моя наглость. Это же надо, сравнить себя с великим героем Троянской войны!
