В результате я не стал останавливаться у тех домов, где видел бодэчей, не стал будить спящих срочными вопросами. Не хотелось, чтобы мой путь пересекся с путем массивного грузовика из-за того, что у абсолютно здорового водителя вдруг лопнул сосуд в мозгу или у самого грузовика крайне несвоевременно отказали тормоза.
Вместо этого я поехал к дому чифа Портера, стараясь найти веский довод, дававший мне право разбудить его в три часа ночи.
За годы нашей дружбы я только дважды нарушал его сон. Первый раз — мокрый и грязный, в одном наручнике и с куском цепи, которой плохие люди с дурными намерениями приковали меня к двум трупам перед тем, как бросить в озеро Мало Суэрте. Второй — когда разразившийся кризис требовал его немедленного вмешательства.
Текущая ситуация еще не достигла кризиса, но дело определенно к этому шло. По моему разумению, чифу следовало знать, что Боб Робертсон — не одиночка, в городе у него есть сообщники.
А трудность заключалась в следующем: как сообщить ему об этом, не упомянув о трупе Робертсона, который я нашел в своей ванне, а потом, нарушив множество законов, спрятал в более укромном месте.
Повернув на улицу Портера в полуквартале от его дома, я удивился, увидев, что в окнах нескольких домов, несмотря на столь поздний час, горит свет. А в доме чифа светились все окна.
Перед домом стояли четыре патрульные машины. Все парковались торопливо, под углом к тротуару. На крыше одной из них, вращаясь, мигал «маячок».
На лужайке перед домом, попеременно освещаемые то красным, то синим, тесной группой стояли пятеро полицейских. Создавалось ощущение, что они утешали друг друга.
Я собирался припарковаться на другой стороне улицы и позвонить чифу, лишь сочинив достаточно убедительную историю, где не будет места моим услугам по перевозке, которые я недавно оказал мертвецу.
Вместо этого, с гулко бьющимся сердцем, я оставил «шеви» рядом с одной из патрульных машин. Выключил фары, но двигатель оставил работающим, с надеждой, что никто из копов не заметит отсутствия ключа в замке зажигания.
Я знал всех полицейских, которые стояли на лужайке. Когда побежал к ним, они повернулись ко мне.
Сонни Уэкслер, самый высокий и широкоплечий, протянул коричневую руку, словно хотел остановить меня, не дать проскочить в дом.
— Погоди, сынок. Там работает УШО.
[54]
До этого момента я не заметил Иззи Мальдонадо на переднем крыльце. Он что-то искал на полу, а тут поднялся и выгнулся назад, словно разминал позвоночник.
Иззи работает в криминальной лаборатории Управления шерифа округа Маравилья, которая по контракту обслуживает и полицейский участок Пико Мундо. Когда тело Боба Робертсона в конце концов найдут в куонсетском ангаре, скорее всего именно Иззи будет методично искать улики, оставленные убийцей (или перевозчиком тела) на месте обнаружения трупа.
Хотя мне очень хотелось узнать, что произошло, я не мог говорить. Какая-то клейкая масса забила горло.
Безуспешно пытаясь проглотить этот фантомный кляп, понимая, что он — результат эмоционального потрясения, я подумал о Гюнтере Улстайне, всеми любимом учителе музыке и дирижере оркестра средней школы Пико Мунда. У него тоже возникли проблемы с глотанием. Несколько недель состояние его быстро ухудшалось, прежде чем врачи поставили диагноз: рак пищевода, который уже захватил и гортань.
Поскольку он не мог глотать, то высыхал на глазах. Врачи назначили ему радиационную терапию, после чего собирались удалить весь пищевод и снабдить его новым, из участка толстого кишечника. Но радиационная терапия эффекта не дала. Он умер до операции.
Тощий и высохший, Гюнни обычно сидел в кресле-качалке на переднем крыльце дома, который построил собственными руками. Там до сих пор живет его жена, Мэри, верная подруга на протяжении тридцати лет.
В последние несколько недель своей жизни он лишился и способности говорить. А ведь ему хотелось так много сказать Мэри о том, как он ее любил, о том, что лучше ее у него никого не было. На бумаге слова выходили не столь эмоциональными, не хватало им тонких нюансов, передать которые может только человеческая речь. Он так и не покинул наш мир, горюя, что не успел выговориться до конца, напрасно надеясь, что, став призраком, найдет способ поговорить с ней.
Но я буквально пожалел, что рак не лишил меня дара речи, когда все-таки сумел выдавить из себя:
— Что случилось?
— Я думал, ты слышал, — ответил Сонни Уэкслер. — Поэтому и приехал. Чифа подстрелили.
Хесус Бустаманте, другой полицейский, сердито добавил:
— Почти час тому назад какой-то говнюк всадил в грудь чифа три пули на его же крыльце.
Желудок у меня перевернулся, и фантомный кляп стал настоящим: к горлу подкатила волна желчи.
Должно быть, я побледнел, должно быть, покачнулся на вдруг ставших ватными ногах, потому что Хесус обнял меня за талию, чтобы поддержать.
— Спокойно, сынок, спокойно, — быстро проговорил Уэкслер, — чиф жив. Плох, конечно, но жив, а он, как ты знаешь, боец.
— Он уже в больнице, операция началась, — добавил Билли Мунди, лиловое родимое пятно, занимавшее треть его лица, как-то странно светилось в ночи. — Он оклемается. Должен оклематься. Не может он нас оставить.
— Он — боец, — повторил Сонни.
— В какой больнице? — спросил я.
— Центральной окружной.
Я побежал к автомобилю, который оставил на улице.
Глава 40
В эти дни большинство новых больниц в южной Калифорнии напоминает средних размеров магазины, где торгуют уцененными коврами или мебелью. Невыразительная архитектура не вызывает уверенности в том, что в этих стенах могут кого-то вылечить.
Центральная окружная, старейшая больница в нашем регионе, наоборот, может похвастаться впечатляющими въездными воротами, колоннами из песчаника и карнизом с зубчатым орнаментом, который тянется по всему периметру. С первого взгляда становится понятным, что внутри работают врачи и медицинские сестры, а не продавцы.
В главном холле пол из известкового туфа, а стенка информационной стойки из того же материала украшена бронзовым кадуцеем.
[55]
По пути к информационной стойке меня перехватила Элис Норри, служившая в полицейском участке Пико Мундо уже добрые десять лет. Она дежурила в холле, чтобы не пропускать в больницу репортеров и других нежелательных личностей.
— Он в операционной, Одд. И будет там еще какое-то время.
— Где миссис Портер?
— Карла в комнате ожидания отделения интенсивной терапии. Из операционной его привезут туда.
