Судя по всему, автомобиль этот прислали сюда не для того, чтобы обеспечивать безопасность Сторми. Как я и подозревал, копы дежурили здесь в надежде на появление у дома Сторми разыскивающего меня Робертсона. Когда я приехал к дому чифа Портера, они поняли, что я более не со Сторми, и, вероятно, сняли наблюдение за ее домом.
Робертсон, заснувший вечным сном, находился под присмотром призрака молодой проститутки, но его убийца и прежний сообщник оставался на свободе. Этому второму психопату не было резона охотиться именно на Сторми, а кроме того, у нее был пистолет калибра 9 мм и решимость при необходимости воспользоваться им.
Перед моим мысленным взором по-прежнему возникала рана в груди Робертсона, и я не мог отвернуться от нее или закрыть глаза, как сделал в своей ванной. Хуже того, мое воображение перенесло смертельную рану с груди мертвеца на грудь Сторми, и я тут же подумал о молодой женщине, которая спасла меня от койотов, ее скрещенных руках, прикрывающих грудки и раны.
Так что расстояние от тротуара до крыльца я преодолел бегом. Взлетел по ступенькам, пересек крыльцо, распахнул дверь в холл.
Попытался вставить ключ в замочную скважину, уронил, поднял, открыл-таки дверь, ворвался в квартиру.
Из гостиной увидел Сторми на кухне и направился к ней.
Она стояла у разделочного столика рядом с раковиной, маленьким ножиком резала спелый флоридский грейпфрут. На доске блестела горка уже вынутых косточек.
— Чего ты такой взъерошенный? — спросила она, закончив с грейпфрутом и отложив нож.
— Я подумал, что ты умерла.
— Раз уж я жива, как насчет завтрака?
Мне хотелось рассказать ей о том, что кто-то подстрелил чифа, но слова я произнес совсем другие.
— Если бы я употреблял наркотики, то съел бы сейчас омлет с амфетамином
[62]
и запил его тремя чашками черного кофе. Ночью я практически не спал, а сегодня спать мне никак нельзя, да еще нужно сохранять ясную голову.
— У меня есть пончики в шоколаде.
— Пожалуй, с них и начну.
Мы сели за кухонный стол, она — с грейпфрутом, я — с коробкой пончиков и бутылкой «пепси», в которой хватало и сахара, и кофеина.
— Почему ты подумал, что я умерла?
Она и так волновалась обо мне. Я не хотел, чтобы ее озабоченность вышла за разумные пределы.
Если бы я сказал ей о чифе, мне бы пришлось рассказать о Бобе Робертсоне в моей ванне, о том, что на церковном кладбище я видел мертвеца, о событиях в церкви Шепчущей Кометы и сатанинской медитативной карточке.
Она бы захотела быть рядом со мной. Прикрывать меня своим пистолетом. Я не мог подвергать ее такой опасности.
Вздохнул и покачал головой:
— Не знаю. Я видел бодэчей. Их тут тьма-тьмущая. Так что жертв скорее всего будет много. Я боюсь.
Она предупреждающе нацелила на меня ложку.
— Только не говори, что сегодня мне лучше остаться дома.
— Я бы хотел, чтобы ты сегодня осталась дома.
— Что я тебе только что сказала?
— Что я тебе только что сказал?
Какое-то время мы молчали, скрестив взгляды, она жевала грейпфрут, я — пончик в шоколаде.
— Я сегодня останусь дома, если ты проведешь этот день со мной.
— Мы об этом уже говорили. Я не могу позволить людям умереть, если есть возможность их спасти.
— Я не собираюсь целый день сидеть в клетке только потому, что где-то бродит тигр.
Я выпил «пепси». Пожалел, что у меня нет кофеиновых таблеток. Хотелось поднести к носу нюхательную соль, чтобы очистить голову от тумана, который сгущался все сильнее: сказывался недостаток сна. Хотелось быть таким же, как другие люди, безо всякого сверхъестественного дара, без груза ответственности, который давил на плечи и пригибал к земле.
— Он страшнее тигра.
— Мне все равно, пусть он даже страшнее тираннозавра. У меня есть своя жизнь, и я не могу потерять день, если хочу через четыре года открыть свое кафе-мороженое.
— Да перестань. Один день отгула не помешает тебе реализовать свою мечту, не поставит под угрозу твои планы на будущее.
— Каждый день моей работы, направленной на достижение цели, и есть мечта. Главное — процесс, а не конечный результат. Понимаешь?
— Почему я вообще стараюсь в чем-то тебя убедить? Я всегда проигрываю.
— Ты — потрясающий человек действия, сладенький. И тебе совсем не обязательно быть хорошим спорщиком.
— Я — потрясающий человек действия и великолепный повар приготовления быстрых блюд.
— Идеальный муж.
— Я собираюсь съесть второй пончик.
Понимая, что делает предложение, которое я не смогу принять, Сторми улыбнулась.
— Вот что я тебе скажу. Я возьму на работе отгул и буду рядом с тобой, куда бы ты ни пошел.
А я, направляемый психическим магнетизмом, хотел пойти к неизвестному мне человеку, убившему Робертсона, а теперь скорее всего готовившемуся провести операцию, которую они вместе спланировали. И рядом со мной безопасность Сторми не обеспечил бы весь личный состав полицейского участка Пико Мундо.
— Нет. — Я покачал головой. — Реализуй свою мечту. Выдавай шарики мороженого, смешивай молочные коктейли, овладевай секретами торговли мороженым. Даже самые маленькие мечты не станут явью, если не прилагать силы к их осуществлению.
— Ты это сам придумал, странный ты мой, или кого-то процитировал?
— Разве ты не узнала автора? Я процитировал тебя.
В ее улыбке читалась любовь.
— Ты умнее, чем можно сказать по твоему виду.
— Мне иначе нельзя. Куда ты пойдешь на ленч?
— Ты же знаешь… ленч я беру с собой. Так дешевле, и я могу остаться на работе, держать все под контролем.
— Не меняй своих планов. Держись подальше от боулинг-центра, кинотеатра, чего угодно.
— Как насчет поля для гольфа?
— Не приближайся.
— Площадки мини-гольфа?
— Я серьезно.
— Могу я пойти в зал игровых автоматов?
— Помнишь старый фильм «Публичный враг»? — спросил я.
— Могу я пойти в парк аттракционов?
— Джеймс Кэгни,
[63]
игравший гангстера, завтракает со своей сожительницей…
— Я — ничья сожительница.
— …и если она раздражает его, швыряет ей в лицо половинку грейпфрута.
