Утро выдалось типичным для пустыни Мохаве, солнечным и без единого дуновения ветерка. Небо, перевернутый синий керамический котел, выливало на землю горячий сухой жар.
Поскольку солнце еще находилось на востоке, тени клонились на запад, словно хотели убежать к горизонту, за которым хозяйничала ночь. По безветренной улице двигалась только моя тень.
Если сверхъестественные существа и имели место быть, я их не видел.
Я сел за руль и завел двигатель. Девочки продолжали разговор, начатый в доме.
— Я вообще не собираюсь целовать мужчин, — заявила Николина. — Только мамочку, тебя, Леванна, и тетю Шарлей.
— Ты захочешь целовать мужчин, когда станешь старше, — предрекла Леванна.
— Не захочу.
— Захочешь.
— Не захочу, — отрезала Николина. — Только тебя, мамочку и тетю Шарлей. Ой, и Чиверса.
— Чиверс — мальчик, — напомнила Леванна, когда я тронул автомобиль с места.
Николина засмеялась.
— Чиверс — медвежонок.
— Он — мальчик-медвежонок.
— Он — игрушка.
— Но он все равно мальчик, — не отступалась Леванна. — Видишь, ты уже начала… ты захочешь целовать мужчин.
— Я не шлюха, — отбивалась Николина. — Я хочу стать собачьим доктором.
— Они называются ветеринарами и не носят розовое, розовое, розовое каждый день, круглый год, всегда.
— Я буду первой.
— Ладно, — согласилась Леванна, — если у меня заболеет собака, а ты будешь розовым ветеринаром, думаю, я приведу ее к тебе, потому что ты ее вылечишь.
Кружным путем, то и дело поглядывая в зеркало заднего обзора, я проехал шесть кварталов и выехал на Марикопа-лейн в двух кварталах от нужного нам дома.
По пути Виола с моего мобильника позвонила сестре и сказала, что едет с девочками в гости.
Я остановил автомобиль на подъездной дорожке аккуратного белого дома с синими ставнями и столбами крыльца. На крыльце, общественном центре округи, стояли четыре кресла-качалки и диван-качели.
Шарлей сидела в одном из кресел, когда мы свернули на подъездную дорожку. Крупная женщина с ослепительной улыбкой и сильным, мелодичным голосом, столь необходимым для исполнительницы песен в стиле госпел,
[64]
каковой она и была.
Золотистый ретривер Поузи поднялась с пола, помахивая хвостом, обрадованная приездом девочек, но осталась на месте. Держал ее не поводок, а команда хозяйки.
Я отнес торт на кухню, после чего вежливо отклонил предложение Шарлей выпить холодного лимонада, съесть кусок яблочного пирога, три вида пирожных и ореховый кекс.
Поузи тем временем улеглась на спину, подняв в воздух все четыре лапы, приглашая девочек почесать ей живот, чем они с радостью и занялись.
Я присел рядом с Леванной и на несколько секунд оторвал ее от этого приятного занятия, чтобы поздравить с днем рождения. Потом обнял каждую из девочек.
Они показались мне очень уж маленькими и хрупкими. И требовалось совсем ничего, чтобы убить их, вырвать из этого мира. Уязвимость девочек напугала меня.
Виола проводила меня на переднее крыльцо.
— Ты собирался дать мне фотографию мужчины, которого я должна опасаться.
— Тебе она уже не нужна. Его… он вышел из игры.
Огромные глаза переполняло доверие, которого я не заслуживал.
— Одд, скажи мне, только честно, ты все еще видишь во мне смерть?
Я не знал, что могло произойти, но в глаза светило яркое солнце, а шестое чувство молчало. Они переменили свои планы, отказались от похода в кино и обеда в «Гриле», то есть наверняка изменили свою судьбу. Наверняка.
— С тобой все будет в порядке. И с девочками тоже.
Она всматривалась в мои глаза, а я не решался отвести их.
— А как насчет тебя, Одд? Если что-то грядет… возможно, и ты сумеешь найти себе безопасное место?
Я выдавил из себя улыбку.
— Я же знаю, что происходит по Ту сторону… помнишь?
Она еще какое-то мгновение смотрела мне в глаза, потом обвила шею руками. Мы крепко обнялись.
Я не спросил Виолу, увидела ли она смерть во мне. Она никогда не хвалилась даром предвидения… но я все равно боялся услышать от нее: «Да».
Глава 48
Под палящим солнцем я кружил по улицам Пико Мундо, гадая, куда же подевались все бодэчи. Давным-давно последние звуки «Ночи с Шамусом Кокоболо» покинули эфир и через стратосферу унесли к звездам мелодии Гленна Миллера. И у меня не было си-ди Элвиса, чтобы разогнать давящую тишину.
Я заехал на автозаправку, чтобы наполнить бак «шеви» бензином, а самому облегчиться в мужском туалете. Зеркало над раковиной подтвердило, что лицо у меня, словно у человека, за которым идет охота, измученное, с запавшими глазами.
В мини-маркете при автозаправке я купил большую бутылку «пепси» и маленький пузырек с кофеиновыми таблетками.
С химической помощью таблеток «Не спать», «колы» и сахара в пирожках, испеченных миссис Санчес, мне удалось отогнать сон. Но, пока не полетели пули, я не мог узнать, позволяют ли эти средства сохранить ясность мышления.
Поскольку я не знал ни имени, ни лица сообщника Робертсона, мой психический магнетизм не мог привести меня к нужному мне человеку. И кружение по улицам не давало результата.
Не очень понимая зачем, я поехал в Кампс Энд.
Прошлым вечером чиф приказал взять дом Робертсона под наблюдение, но теперь около дома никто не маячил. После покушения на чифа, повергшего в шок всех копов Пико Мундо, кто-то решил, что люди нужны в другом месте.
И тут до меня дошло, что в чифа, возможно, стреляли не для того, чтобы повесить на меня и это убийство. Дружок Робертсона хотел убрать Уайатта Портера именно для того, чтобы внести сумбур в работу полицейского участка Пико Мундо и замедлить реакцию копов на грядущий кризис.
Вместо того чтобы припарковаться на другой стороне улицы и чуть подальше от светло-желтого дома с выцветшей синей дверью, я поставил «шеви» у тротуара перед домом. И смело направился к гаражной пристройке.
Водительское удостоверение и на этот раз меня не подвело. Язычок замка ушел в дверь, последняя распахнулась, я прошел на кухню.
С минуту постоял у порога, прислушиваясь. Мерный гул компрессора холодильника. Какие-то потрескивания и постукивания, вызванные расширением стен, крыши, потолка от нарастающей температуры окружающего воздуха.
Интуиция подсказывала, что в доме я один.
