- Да, но…
- А когда вы с Майклом были совсем маленькие, то перед Рождеством заглядывали в дымоход на кухне. Так же, как в последнее Рождество делал Деклан. Вы думали, что, если дымоход забьется, вы не получите подарков. Но подарки были всегда, и теперь вы не думаете о том, откуда они появлялись, правда?
- Это не то же самое…
- Знаю, что не то же… Просто я хочу сказать, что наши взгляды на вещи не всегда остаются теми же. В течение жизни они меняются, иначе все мы еще жили бы в пещерах, пользовались дубинами или лежали в пеленках.
- Ты не понимаешь… - захныкала Дара.
- Думаю, что немножко понимаю. Правда? - Взгляд девочки смягчился. - Со временем все становится слегка другим. Вспомни человека на луне. Но сама луна никуда не исчезает. Она по-прежнему прекрасна. Так же, как стада на холмах, шпиль церкви, рощи и… и Фернскорт.
- По-твоему, ничто не исчезнет, когда сюда явится этот ужасный человек со своими американскими деньгами?
- Почему ужасный? Мы слышали, что у него есть дети. Ты наверняка полюбишь их.
- Ни за что!
- Ну, во всяком случае, познакомишься с ними. Возможно, они тебе понравятся. Разве это так уж невероятно?
- Значит, мы не сможем купить Фернскорт сами?
- Нет. Даже и не думай. Это так же невозможно, как представить себе квадратный круг или Джаффу с шеей, длинной, как у жирафа из книжки с картинками. У кошек не бывает длинной шеи. И Фернскорт - не ваш настоящий дом, а всего лишь место, где вы играли летом.
- А как будет теперь? - У Дары перестала дрожать нижняя губа.
- Фернскорт всегда будет вам дорог, но не надо строить иллюзий и начинать копить на него карманные деньги. Иначе будет как в детстве, когда ты спрашивала, нужно ли человеку на луне мыть шею.
- Папа, ты объяснишь это Майклу? Я не мастер объяснять.
- Я тоже.
- И все равно у тебя получится лучше, - деловито сказала Дара. Похоже, Джону все же удалось растолковать ей, что к чему.
Джон Райан не написал стихотворение и не построил вольер для кур, но сумел убедить сердитую девочку, что конец света еще не настал. Теперь от него требовалось только одно: незаметно вернуться домой, чтобы жена не догадалась, что время, отведенное на занятия поэзией, пропало даром.
* * *
В баре стояла такая суета, что супругам некогда было перемолвиться словом, поэтому о выволочке, которой побаивался Джон, не могло быть и речи. Кейт носилась по пивной, как вихрь. Она собирала кружки, мыла и наполняла их прежде, чем Джон успевал моргнуть глазом. Но при этом у клиентов не складывалось впечатление, что их торопят; все делалось для того, чтобы перед ними тут же появилась следующая пинта.
Кейт решили ничего не говорить мужу, пока все не уйдут. Потом она, не повышая голоса до крика и не треща как пулемет, скажет ему тоном, в котором не будет ничего обидного, что она каждое утро встает, отправляет детей в школу, а потом идет в адвокатскую контору. Нет, она не жалуется, но всю. вторую половину дня ей приходится выслушивать невыносимую чушь вместо того, чтобы заниматься собственными делами, которых у нее хватает, и стоять за стойкой, чтобы дать мужу возможность поработать… Она будет очень спокойна, но скажет, что возьмет топор и разрубит его пополам.
Масла в огонь подлило поведение Эдди и Деклана, которые, несмотря на строгий запрет, явились в пивную узнать, можно ли им снова взять черепаху. Они ворвались в паб, перемазанные джемом, который Карри так и не смогла уберечь. Оба были облачены в немыслимые лохмотья и выглядели как цыганята. Теперь все маунтфернские пьяницы - которые и без того косились на Кейт, потому что она была здесь чужой и совершила преступление, придя со стороны в семейный бизнес - обвинят ее в самом страшном из грехов: наплевательском отношении к детям.
А разве Джон поддержал ее? Разве заставил детей уйти, повелительно махнув рукой и грозно прикрикнув на них? Черта с два!
Джон Райан обнял своих возмутительных сыновей за плечи, неторопливо выбрал каждому по шоколадному печенью из банки, стоявшей на полке за баром, и вывел обоих так, словно они были почетными гостями, а не его собственными детьми, нарушившими строжайшее правило - не приходить в семейную пивную.
Но Кейт ничем не выдала своего негодования, иначе Джон ускользнул бы, заявив, что хочет ссоры меньше всего на свете. Заставить его раскаяться в содеянном можно было только одним способом - говоря спокойно. Так, словно она полностью довольна своей жизнью.
«Интересно, как с этим справлялась Богоматерь?» - на мгновение подумала она, но тут же поняла, что у Марии в Назарете не было подобных проблем. Нигде не упоминалось, что она практически в одиночку руководила мастерской плотника Иосифа и одновременно работала у местного адвоката. Возмущение Кейт не имело границ.
Наконец последний пьяница ушел домой. Кружки были вымыты, помещение проветрено, на стойке сушились тряпки для мытья посуды. Кейт очень устала; у нее уже не было сил перечислять свои обиды.
Муж улыбнулся ей и спросил:
- Налить тебе портвейна?
- Иисус, Мария и Иосиф! Только утреннего похмелья от портвейна мне и не хватало!
- Всего по рюмочке. Мы возьмем их в сад, и я расскажу тебе, что хочу с ним сделать.
Она закусила губу. Джон был большим ребенком.
- Ну? - Он достал бутылку и рюмки.
Кейт слишком устала.
- Сейчас. Только сполоснусь. - Она сняла прилипшую к спине бело-голубую хлопчатобумажную блузку и осталась в лифчике и темно-синей юбке. «Запыхавшаяся красавица», - подумал Джон и прикоснулся к длинным темным кудрям жены, перехваченным узкой синей ленточкой.
С ума сошел! А если кто-нибудь пройдет мимо окна? - прошипела Кейт, отводя его руку.
Это ты у нас полуодета. У меня вид вполне приличный, - засмеялся Джон.
Блузка висела на спинке стула. К утру высохнет. Кейт умылась в раковине, предназначенной для мытья кружек.
- Если хочешь в сад, то пошли, - сказала она резче, чем намеревалась. Как-никак Джон назвал боковой двор садом. Уже шаг вперед.
В лунном свете двор выглядел куда лучше, чем днем. Джаффа сидела на заборе неподвижно, как статуя. Леопольду снились колотушки и другие печальные события его нелегкой жизни. Во сне он то и дело взвизгивал. Из курятника доносилось негромкое кудахтанье.
Джон сложил мешок и положил его на перевернутый бочонок.
- Я хотел спросить тебя насчет черепахи.
- Ни за что! - В ее глазах вспыхнул гнев. - Джон, ей-богу, это несправедливо. Ты вечно с ними сюсюкаешь. «Попроси бедного старого папочку, он такой добрый, что растает от одного твоего взгляда. А мамочка - вредная старая мегера». Дети растут с этой мыслью. Так нечестно.
- Они так не думают.
