- Думаю, вы, как и все остальные, боитесь, что он уедет отсюда и увезет свои деньги.
- При чем тут деньги? - спокойно ответила Шейла. - От его присутствия здесь мне никакой выгоды. Одна дополнительная работа. Весь доход получает министерство связи, а не я.
- Вы правы, - ответил пристыженный доктор Уайт.
- Мартин, я понимаю, что вы имеете в виду. Очень неприятно видеть в людях корыстолюбие. Но наш город отнюдь не процветает. Думаю, этого следовало ожидать.
- Вы слишком терпимы.
- Нет. Я не сплю ночами, думая об увечьях Кейт Райан, но это не значит, что я обвиняю в них того беднягу. Он даже позвонить не может; вокруг соберется толпа и станет слушать, о чем он говорит.
- А разве в сторожке нет телефона?
- Он звонит отсюда в Штаты. Так легче. Я показала ему, как это делается.
- Что ж, ладно. Бизнес, как всегда? Или О’Нил звонит своим дружкам, ушлым адвокатам, которые прилетят сюда и скажут, что он не несет никакой ответственности за случившееся?
- Это очень несправедливо и очень не похоже на вас, Мартин Уайт.
Доктор посмотрел на нее с испугом. Возможно, он слишком далеко зашел. Ему хотелось, чтобы Шейла объяснила, почему это несправедливо. Но Шейла Уилан молчала. Не ее дело объяснять, что Патрик О’Нил звонит в Америку, чтобы уговорить какого-нибудь видного специалиста прилететь и осмотреть Кейт.
Патрик сидел на телефоне весь день, пытаясь найти нужного человека. Счет, который он получит, будет убийственным.
Патрик сказал, что ему нет никакого дела до обид местных врачей. В понедельник сюда прилетит профессор из Нью-Йорка. Может, он и наступит кому-нибудь на ногу, но ему кажется, что когда речь идет о жизни, смерти или параличе, медики должны быть душевно щедрыми и думать о благе пациента. Так что ни о каких обидах не может быть и речи.
Он знал, что профессор из Нью-Йорка почти наверняка подтвердит правоту местных врачей. Если так, то это ничему не повредит и никого не оскорбит.
Сотрудники больницы, сначала и слышать не желавшие о консультантах со стороны, вскоре сдались; Патрик был уверен, что так и случится.
Он не вынесет, если эти люди навредят ей, начнут двигать, хотя двигать ее нельзя, или оставят в деревенской больнице вместо того, чтобы перевезти в дублинский лечебный центр.
И поверит, что было сделано все возможное, только тогда, когда услышит авторитетное и независимое мнение человека, которого он сам выбрал и которому заплатил.
Во всем этом было что-то нереальное. Патрик благодарил Бога за то, что не успел побеседовать с Райанами о подъездной аллее; иначе он никогда не отделался бы от чувства, что несчастный случай с Кейт стал в какой-то степени следствием этого разговора.
Однажды ночью Джон обнаружил, что близнецы спят на угловом диване у окна.
Перед тем как их разбудить, он сварил три кружки какао, и они выпили какао вместе, глядя на летнюю луну, освещавшую реку и строительную площадку.
- Вы очень хорошо держитесь, но спать следует по-человечески, а не у окна. От этого у вас будут болеть шеи, а руки и ноги затекут, - мягко сказал отец.
- Все изменилось, - ответил Майкл.
- Знаю, сынок.
За этим последовало долгое молчание.
- Как ты думаешь… - начала Дара.
- Не знаю. Надеюсь, но по-настоящему не знаю.
Чуть позже он взял пустые кружки, оставил их на сундуке под лампадой и уложил близнецов.
Дара спросила, нельзя ли Грейс О’Нил пожить у них. Сказала, что ей будет приятно с кем-то поговорить ночью.
Джону очень не хотелось ей отказывать, но он чувствовал, что это неприемлемо. Дочь Патрика О’Нила будет ночевать под их крышей только тогда, когда все выяснится.
Глава двенадцатая
Кейт Райан беспокойно заворочалась.
- Миссис Райан, все в порядке. Не надо двигаться.
- Сестра, мой муж здесь?
- Он был здесь все утро. Вышел покурить. Позвать его?
- Нет, отправьте его домой.
- Он не хочет домой. Хочет быть здесь, с вами.
- Он должен заниматься пивной, а не торчать здесь. Никто за него этого не сделает.
Кейт не находила себе места. Иногда она чувствовала, что у нее сломан позвоночник и несколько ребер, иногда нет. Иногда ей хотелось выплакать все слезы, после чего она поправится, сойдет с этого дурацкого стола, на котором лежит, вырвет из себя эти дурацкие трубки и уйдет домой. Но иногда она думала, что больше никогда не сможет двигаться. Кейт до конца не понимала, что случилось.
Иногда она задавала вопросы, но засыпала еще до того как успевала получить объяснение.
Джон заглянул в круглый стеклянный глазок на двери и увидел, что Кейт очнулась. Он затушил сигарету и быстро вошел в палату.
- Который час? - спросила она.
- Полдень, любимая. Я только что слышал звон колоколов.
- Если так, то почему ты здесь?
- Что?
- Через полчаса нужно открыть бар. Кто это сделает?
- Милая, сегодня это не требуется. Все знают, что я здесь, с тобой.
- Они узнают это только тогда, когда придут и увидят, что дверь на запоре… Джон, опомнись. Пожалуйста. Пожалуйста, не заставляй меня принимать все решения даже тогда, когда я лежу со сломанным позвоночником. Ради бога, сделай что-нибудь по собственной инициативе. Хотя бы раз в жизни.
Сестра вызвала санитара. Тот перевернул Кейт, и сестра быстро сделала ей укол.
Джон стоял как вкопанный.
Лицо Кейт снова стало спокойным, словно во сне.
- Не знаю, что делать, - пожаловался Джон молодой медсестре.
- Мистер Райан, я думаю, вам следует пойти домой. Ей дали очень сильное успокоительное. Она еще долго не сможет разговаривать.
- А что я буду там делать?
- Не знаю. Может быть, последовать ее совету и открыть паб.
Джек Райан неохотно повернулся и вышел.
Во взятой напрокат машине его ждал Поди Дойл, младший брат Брайана. У этого восемнадцатилетнего мальчика были водительские права. Патрик О’Нил нанял его и машину и велел, чтобы он возил членов семьи Райанов из больницы в Маунтферн - если понадобится, то сто раз в день. И находился под рукой в любое время дня и ночи.
Парнишка был добрый. Он не выносил, когда видел на лице Джона боль.
- Пабы откроются через двадцать пять минут. Но, может быть, для вас сделают исключение. Не хотите выпить глоточек бренди?
- Спасибо, Поди. Будь добр, отвези меня домой. Понимаешь, я тоже должен открыть паб и позаботиться о бизнесе.
