– Мы не знаем, ваше величество. Быть может, и три версты, а может, и четыре.
– А не исключено, что и пять?
– Этого тоже нельзя исключать, я понимаю…
– Понимаете? Так какого черта вы развернули лагерь в пяти верстах от эпицентра возможного взрыва?
– Так повелели ее величество…
Зло хлопаю ладонью по столу.
– А вы зачем? У кого был штаб фронта в Пскове? У вас или у ее величества? Кто должен лучше знать местные условия? Почему не подсказали и не указали на возможную опасность? Раз уж вы оплошали, так хоть имели бы мужество отвечать за свой промах!
– Виноват, ваше императорское величество! Я…
– Делайте что хотите, но все население города и округи должно быть эвакуировано не менее чем на восемь верст от горящих складов!
– Слушаюсь, ваше величество!
– Как скажется переезд штаба фронта в Изборск на ходе операции «Звезда» в районе Двинска?
– Государь, риск определенных нестыковок имеется, но мы делаем все возможное.
Опять появился Канин, и Балуев, что-то бормоча, поспешил ретироваться.
– Что у вас, Василий Александрович?
– Ваше величество! У меня три новости. Первая – команда линкора «Принц-регент Луитпольд» занимает места в шлюпках.
– Хорошо. Что еще?
– На «Гроссер Курфюрсте» подняли белый флаг и сообщили о готовности принять призовую команду.
Я хмыкнул.
– И в чем подвох?
– Мы не знаем, ваше величество. Можно лишь полагать, сопоставив наблюдаемые факты. Сначала гюйс, сообщающий о желании драться до смерти, затем гюйс сняли, на корабле наблюдалась какая-то кутерьма и вроде даже стрельба. Могу предположить, что команда не согласилась с приказом умереть героями и предпочла покинуть судно, с чем не согласился уже командир корабля. Возможно, дело переросло в мятеж на борту, что в условиях военного времени и боевого похода однозначно влечет за собой смертную казнь. Так что возвращаться в Германию им пока нельзя. Поэтому могут попытаться обменять линкор на какие-то гарантии для себя.
– Ну, пообещайте им бочку варенья и корзину печенья.
Видя недоуменный взгляд адмирала, милостиво поясняю:
– Пусть передают нам линкор в том состоянии, в котором он сейчас есть, а мы им можем пообещать билеты в нейтральную страну, где они могут интернироваться в свое удовольствие или двинуть куда захотят. Желающие могут остаться в России в качестве военнопленных и со временем принять русское подданство. Разумеется, ближе Сибири мы им жить не разрешим, тем более компактно, но им пока этого говорить, я думаю, не стоит.
– Слушаюсь, государь.
– Что еще? Вы говорили о трех новостях.
Канин кивнул и, усмехнувшись, сообщил:
– Из Рима передают, что эскадра флота Австро-Венгрии под командованием вице-адмирала Хорти вышла из Полы и направилась в открытое море навстречу итальянскому флоту.
– К-ха! Они что, сговорились с немцами, что ли? Или это совпадение?
Адмирал пожал плечами.
– Ничего нельзя исключать, ваше величество. Но я так не думаю. Если наша разведка узнала планы операции «Альбион», то почему этого не могли узнать в Австро-Венгрии?
Я, разумеется, не стал комментировать утверждение о нашей разведке, но в целом, почему нет? Такое тоже может быть. Вполне.
– И что там сейчас?
– Пока сведений о начале боя не поступало.
Киваю.
– Что ж, держите меня в курсе. Особенно по линкорам этим. Что Бахирев?
– Эскадра Балтфлота выходит в район проведения операции.
– Хорошо. Как только ситуация начнет развиваться, дайте знать, чтобы я занял свое место в «Аквариуме». А я пока пойду перекушу. Не хватало тут еще свалиться с обострением язвы.
– Слушаюсь, ваше величество! Приятного вам аппетита!
– Благодарю.
Поморщившись от болей в желудке, я кликнул адъютанта и распорядился подать мне свежий кофе и овсянку.
Боже, какой сегодня жуткий и насыщенный день! Сражение, которое мы практически выиграли, Псков этот распроклятый, начало операции в районе Двинска, вероятное начало рубилова в Адриатике, прибытие нашей эскадры и моего царственного брата в Салоники, Маша опять же в роли руководителя штаба Особого протокола. И в целом, говоря объективно, у нее хорошо получается. Вряд ли в ее возрасте я смог бы лучше. В любом из тел и любом из времен.
Полковник Абаканович подал мне еду и кофе, и я принялся за овсянку.
– Ваше величество!
Поднимаю голову. Когда появляется Винекен, это не всегда хорошие известия.
– Что случилось?
– Нет, государь, ничего такого пока не случилось, на что стоит обращать ваше внимание. Вам телеграмма от государыни и сводка событий в мире, но там ничего срочного.
Разрываю бланк. Читаю. Перечитываю.
Первая мысль – запретить. К чертям собачьим, запретить даже думать!
С другой стороны… И вот откуда у нее такой вот размах, да еще и в неожиданных идеях? У меня нахваталась, что ли?
Но очень опасно! Очень! Что я буду делать и как я буду жить, если что-то случится?
С другой стороны, в случае успеха это могло иметь просто небывалые перспективы. И потеря темпа в таких делах часто бывает смерти подобна!
Винекен ждет моих повелений.
– Вот что, Александр Георгиевич, телеграфируйте ее величеству мое одобрение. И вызовите сюда Суворина с Ханжонковым.
– Слушаюсь, ваше величество!
– И раз уж вы здесь, зачитайте мне сводку событий, пока я буду перекусывать, с вашего позволения.
– Да, конечно, государь. Приятного аппетита.
Генерал раскрыл папку и начал зачитывать сообщения. Я слушал, кивал, что-то комментировал, но в основном ел. Когда я еще сегодня поем – неизвестно.
– Что вы сказали? Еще раз повторите, будьте добры.
Винекен повторно зачитал сообщение:
– Из Италии сообщается о массовых беспорядках в Турине под требованием хлеба и мира.
Я прекратил жевать и посмотрел на моего директора департамента информации Е. И. В.
– Есть подробности?
– Так точно, ваше величество.
Винекен перерыл листки и нашел искомое.
– Три дня назад в Турине возникли перебои с поставкой хлеба, а тот, что поставлялся в город за последнюю неделю, был ужасного качества и, как уверяют очевидцы, был практически несъедобным. Перебои с хлебом вызвали огромные очереди в лавки, а когда хлеба не стало, горожане вышли на улицы. Постепенно лозунги с требованием хлеба стали дополняться требованиями мира и немедленного выхода Италии из войны. Силы правопорядка не смогли удержать ситуацию под контролем. Турин охвачен массовыми беспорядками.
