Эпидемия достигла своего апогея во вторник, 23 апреля, когда было госпитализировано восемь новых больных, еще шестнадцать – на следующий день, 24 апреля. В эти два дня около половины заключенных были больны. По словам Стэнли,
записи показывают, что в то время как обычно ежедневно только от 150 до 200 человек обращаются в больницу за лечением и консультацией, в эти дни обратились 700 и 750 пациентов [22].
Вместо обычного числа от 3 до 7 освобожденных от работы по болезни, в это время их было от 25 до 62. Все эти люди, отстраненные от своих обычных обязанностей, были очень больны, у них наблюдались повышенная температура (от 37,7 до 38,3 °C), боли в спине и упадок сил. Их следовало бы отправить в больницу, но поместить их туда не было никакой возможности. Им разрешалось оставаться на открытом воздухе и нельзя было заходить в свои камеры до вечера, потому что считалось, что эта необычная болезнь может усилиться от пребывания в душных камерах в течение дня [23].
Этот шаг раскрывает один из ранних методов лечения гриппа. Хотя врачи ничего толком не понимали в отношении гриппа, по-прежнему преобладало викторианское убеждение, что свежий воздух полезен для пациентов, отсюда бесчисленные просьбы, побуждающие семьи жертв гриппа открыть окно. Стэнли был искренне удивлен количеством заболевших в Сан-Квентине, особенно потому, что он был глубоко убежден, что многие заключенные имитируют симптомы, чтобы избежать работы. В своих воспоминаниях он размышлял о своей способности «различать лицемеров, недовольных и ипохондриков» [24], хотя «талант, который я развил в себе, чтобы распознавать поддельные болезни, принес мне изрядную долю ненависти… Меня изображали медицинским садистом, злорадствующим над жертвами пыток» [25]. Что же касается Стэнли, то это была цена, которую он заплатил за то, чтобы быть строгим, но справедливым тюремным врачом [26].
Но на этот раз люди в Сан-Квентине были по-настоящему больны. Хотя многие заключенные, очевидно нездоровые, продолжали работу, больных было так много, что «на мельнице, в портняжной мастерской, на мебельной фабрике и в литейном цехе было почти невозможно продолжать работу, и губернатор посчитал тюрьму полностью закрытой» [27].
В статье Стэнли показано, как быстро начался грипп. «Погода в это время была теплая и приятная, было очень солнечно, и людям, которые чувствовали себя плохо, разрешалось покидать мельницу на некоторое время, чтобы выйти наружу. Многие чувствовали себя слишком плохо, чтобы вернуться к работе и ложились на солнце прямо на землю» [28].
Эпидемия в Сан-Квентине постепенно утихла, но, оглядываясь назад, Стэнли считал, что более 500 заключенных были больны. Заметив, что «болезнь достигла своего пика во вторник и среду второй и третьей недели» [29], врач выдвинул объяснение. Каждое воскресное утро заключенным разрешалось посещать «киносеанс». Было два показа – в восемь и десять часов.
Помещение, в котором проходили показы, было полуподвальным, плохо проветриваемым, искусственно освещенным и всегда «чрезвычайно переполненным» [30]. Почти все 1900 заключенных Сан-Квентина присутствовали на демонстрации фильма, и еще до наступления утра комната была «влажной, теплой и наполненной дымом и человеческими запахами» [31]. Был установлен 31 вентилятор, но они не были эффективными, и не было времени, чтобы проветрить комнату между сеансами. Одна группа заключенных входила в комнату, как только другая покинула ее. Некоторые заключенные оставались на оба показа.
Были ли эти киносеансы началом эпидемии в Сан-Квентине? Стэнли, похоже, так и думал.
Предполагая, что эта респираторная инфекция атаковала своих жертв на шоу в воскресенье. Казалось, что инкубационный период составлял от 36 до 60 часов, после него начиналась внезапная болезнь в следующий вторник или среду. Типичная история многих пациентов состоит в том, что в воскресенье они посещали шоу, а во вторник или в начале среды у них появлялась головная боль, лихорадка, озноб, боль в костях, сильная слабость и иногда тошнота. Вполне вероятно, что эпидемия началась в этой тюрьме с вновь прибывшего заключенного из Лос-Анджелеса, так как он был первым заболевшим, а другие заболели вскоре после его приезда [32].
Врач признал, что заключенный А тесно связан с другими мужчинами и, вероятно, мог передать болезнь воздушно-капельным путем. Стэнли был также одним из первых врачей, заметивших характерные признаки этого специфического штамма вируса гриппа, включая «одышку [затрудненное дыхание], цианоз [синий цвет из-за низкого содержания кислорода в крови] и часто выходящую из легких кровянистую мокроту» [33]. Он также отметил еще один аспект болезни, который до сих пор не был зарегистрирован: повторное заболевание, во время которого пациенты, казалось бы, выздоравливали, но только до рецидива и повторной госпитализации. «Во время этой эпидемии у 9 процентов больных через два-три дня исчезали все симптомы, и они выписывались из больницы, но примерно через 10 дней возвращались с рецидивом» [34].
Как выяснилось позже, этот новый штамм вируса гриппа был неразборчивым и поражал всех независимо от расы и вероисповедания. Среди жертв болезни в Сан-Квентине были: 73 процента белых мужчин, 18 процентов мексиканцев, 6 процентов афроамериканцев и 3 процента китайцев. Некоторые больные, пораженные гриппом, были настолько ослаблены, что, по словам Стэнли, у них развился туберкулез, от которого один умер.
Гипотеза врача о том, что заключенный А распространял грипп среди других арестантов, кажется убедительной. Но она также поднимает вопросы об обращении с заключенным А с момента его прибытия. Если, как утверждал Стэнли, заключенный А уже болел обычным гриппом, его следовало поместить на карантин, чтобы остановить распространение заболевания. Вместо этого ему разрешили свободно общаться с другими арестантами и даже присутствовать на показе полнометражного фильма в плохо проветриваемом помещении. Была ли это небрежность, или тут действовал какой-то другой фактор?
В своем исследовании деятельности доктора Лео Стэнли историк Итан Блу ясно показывает, что медик не был обычным тюремным врачом. Доктор Лео Стэнли был евгеником
[13], который впоследствии прославился серией странных медицинских исследований, проведенных над заключенными Сан-Квентина. Они включали медицинские эксперименты сомнительной этики, в том числе попытки лечить пожилых, почти «безжизненных мужчин» путем замены их яичек трансплантатами от скота и недавно казненных осужденных. «Эта практика была известна как омоложение, идея состояла в том, что стареющему мужчине можно восстановить уровень тестостерона с помощью трансплантации яичек более молодого мужчины» [35]. Стэнли начал эксперименты по омоложению уже в 1918 году, через пять лет после того, как занял пост в Сан-Квентине. Но он был озабочен не только восстановлением мужественности слабеющих пожилых мужчин. Руководствуясь своими евгеническими убеждениями, доктор Стэнли хотел исправить то, что он считал «бедственным положением белой маскулинности в стране, все более превращающейся в плавильный котел рас и этнических групп» [36]. Он поощрял белых мужчин к размножению, а так называемых «нежелательных лиц» – к стерилизации.
