Хотя не было найдено никаких конкретных доказательств, подтверждающих эти теории, такие историки, как Альфред Кросби, предложили более правдоподобное объяснение, а именно, что испанский грипп появился непосредственно из-за самой войны, антропогенной катастрофы, созданной смертельной комбинацией ядовитого газа и разлагающихся трупов, оставшихся на нейтральной территории.
«Где бы ни встретились армии в Европе, человек создавал химические и биологические выгребные ямы, в которых могла зародиться любая болезнь. Никогда еще не расходовалось столько взрывчатки, никогда еще столько людей не жило в такой грязи так долго, никогда еще столько трупов не оставляли гнить на земле, и никогда еще ничего столь дьявольского, как иприт, не выбрасывалось в атмосферу в больших количествах» [54].
Реакция Виктора Воана на эпидемию в Кэмп-Девенсе была пугающей. «Если эпидемия продолжит распространяться в геометрической прогрессии, цивилизация может легко исчезнуть с лица земли» [55], – опасался он.
Глава восьмая
Как будто сражаешься с призраком
У меня была маленькая птичка, звали ее Энца.
Я открыла окно, и влетела Энца
[20].
Это был стишок, который пели третьеклассницы, прыгая через скакалку в классе мисс Сайкс в Дорчестере, Бостон. «Для нашей уверенности в бессмертии грипп не представлял никакой угрозы, это был еще один инцидент в разгар войны», – вспоминала Фрэнсис Рассел, которой было всего семь лет, когда испанский грипп поразил Массачусетс. Подобно детям из стихотворения Томаса Грея, маленькие жертвы играли, не обращая внимания на свою неминуемую гибель [1].
Поначалу врачи и гражданские власти были уверены, что эпидемию удастся сдержать. Тринадцатого сентября 1918 года главный санитарный врач Руперт Блу из Службы общественного здравоохранения США дал интервью прессе, выпустил руководство о том, как распознать испанский грипп, и рекомендации заболевшим: постельный режим, хорошее питание, хинин и аспирин [2]. На следующий день Служба общественного здравоохранения Массачусетса телеграфировала в Национальный штаб Красного Креста, чтобы пятнадцать медсестер были срочно переведены в Бостон [3]. В последующие дни подобные звонки поступали из других мест Новой Англии. Несмотря на эти усилия, смертность росла день ото дня. Двадцать шестого сентября 123 бостонца умерли от гриппа и 33 – от пневмонии [4].
В общей сложности в Массачусетсе было зарегистрировано 50 000 случаев заболевания. Губернатор Кэлвин Кулидж телеграфировал президенту Вильсону, мэру Торонто и губернаторам Вермонта, Мэна и Род-Айленда о том, что «все наши врачи и медсестры мобилизованы и работают на пределе своих возможностей… Многие заболевшие вообще не получают никакой помощи» [5]. Кулидж не просил помощи ни в Нью-Гэмпшире, ни в Коннектикуте, «потому что знал, что там все почти так же плохо, как в Массачусетсе» [6].
К этому времени испанский грипп появился на военно-морских базах, расположенных далеко от Бостона, например в Луизиане, Пьюджет-Саунде и заливе Сан-Франциско, а также в двадцати армейских лагерях от Массачусетса до Джорджии и на западе до Кэмп-Льюиса, штат Вашингтон. Несмотря на это зловещее развитие событий, городские власти настаивали, что поводов для тревоги нет. The Boston Globe объявила, что врачи «довольно хорошо справились с испанским гриппом» [7]. Несмотря на то что в тот же день Военно-морской флот объявил о 163 новых случаях заболевания, контр-адмирал заявил, что «нет причин для тревоги» [8].
Школа Фрэнсиса Рассела в Дорчестере, Бостон, находилась на пути к кладбищу Новая Голгофа, и из окна своего класса Фрэнсис мог наблюдать за похоронами. Землевладелец Джон Малви разбил цирковой шатер рядом с часовней, чтобы спрятать громоздившиеся друг на друге гробы.
«Шатер стоял там белый и колышущийся, как какой-то гротескный осенний карнавал среди увядших листьев, а мрачная вереница повозок тянулась через ворота Новой Голгофы», – вспоминал Фрэнсис [9]. Гробы, почти не закопанные, поднимались из земли. Из класса, в очередной раз повторяя таблицу умножения, мы слышали, как снаружи проезжают экипажи, как стучат копыта лошадей по мокрой листве… Чума протянула кончики пальцев к мисс Сайкс. Стараясь как можно лучше скрыть это от нас, она стала резкой и напряженной. Грохот похоронной процессии вывел ее из себя. После полудня солнечные лучи отражались от стекла проезжавшей мимо кареты и дрожащими бликами играли на потолке нашей комнаты, а мы, отвлеченные светом и звуками, тянулись к окнам. «Смотреть на доску!» – она кричала на нас. Потому что она боялась [10].
Все школы в Бостоне были закрыты в первую неделю октября 1918 года, когда власти наконец приняли меры, чтобы остановить натиск эпидемии. Для Фрэнсиса это было благословением:
«Для нас было чистым счастьем в эту чудесную погоду освободиться от третьего класса, от метода Палмера
[21], от таблиц умножения, от мисс Сайкс и ее губной гармошки. Раннее утро выдалось морозным, почернела календула, но послеобеденное время было теплым, солнечным и золотым, наполненным звуками сверчков, легким, как пушок молочая. У пруда Коллинза цвела лещина, ее лимонно-желтые нити перекрещивались на голых ветвях, на холме в такие ясные дни мы терялись в непосредственности вневременного настоящего, свободно блуждая, как молочай [11].
Идиллические воспоминания Фрэнсиса об осени ярко контрастируют с мрачной реальностью жизни в Массачусетсе во время эпидемии. Когда медсестру-католичку, дежурившую в Бостоне, спросили, почему она вернулась так поздно, она ответила: «Что ж, мать умерла, а в двух комнатах было четверо больных детей, и этот человек дрался со своей тещей и бросил кувшин ей в голову» [12]. «Весь город поражен, – писала медсестра в Глостере, штат Массачусетс. – Мы были застигнуты врасплох» [13].
Тем временем шестилетний Джон Делано рос в итальянской иммигрантской общине в Нью-Хейвене, штат Коннектикут. «Для меня жизнь – это просто куча итальянцев, живущих вместе. Мы все знали друг друга, мы всегда были в гостях, передавали еду по кругу. Мы были просто одной большой счастливой семьей. По поводу каждого маленького события – крещения, дня рождения, причастия – мы устраивали праздник. Всегда были праздники, праздники, праздники» [14].
Но испанский грипп вскоре все изменил. Джон жил в квартале от похоронного бюро и стал свидетелем того, как гробы громоздились на тротуаре перед моргом. Когда гора гробов вырастала достаточно, он с друзьями играл на них, перепрыгивая с одного на другой: «Мы думали, это здорово. Это все равно что взбираться на пирамиды. Но однажды я поскользнулся, упал и разбил нос об один из гробов. Мама была очень расстроена. Она сказала: „Разве ты не знал, что в этих коробках были люди? Люди, которые умерли?“ Я не мог этого понять. Почему все эти люди умерли?» [15]
